ИСТОРИЧЕСКИЙ ФОРУМ

Вернуться   ИСТОРИЧЕСКИЙ ФОРУМ "МИР ИСТОРИИ" > Смотрите на телеканале «Россия 1» > Смотрите на телеканале "Россия 1"

Результаты опроса: Понравился ли Вам документальный телероман "Подстрочник"?
Да 5 45.45%
Нет 0 0%
Не знаю 0 0%
Я не смотрел(а) этот фильм 6 54.55%
Голосовавшие: 11. Вы ещё не голосовали в этом опросе

Ответ
 
Опции темы Опции просмотра
  #61  
Старый 30.03.2011, 00:50
Аватар для Вика
Вика Вика вне форума
Супер-модератор, Администратор
 
Регистрация: 20.08.2008
Адрес: Pоссия, Москва
Сообщений: 29,146
Сказал(а) спасибо: 1,252
Поблагодарили 2,206 раз(а) в 1,639 сообщениях
Отправить сообщение для Вика с помощью ICQ Отправить сообщение для Вика с помощью MSN Отправить сообщение для Вика с помощью Skype™
По умолчанию

Берлин: Ну как так вообще может быть? Молодой человек столько лет бьется в одну и туже стену на тему вот… именно на такую тему фильма. Вот что странно! Вы за это время могли снять несколько стрелялок, ну, я не знаю…

Дорман: Вы знаете, я не считаю, причем, я искренне это говорю, я не считаю, что мне кто-то что-то должен. И, в частности, помогать. Вот делать фильмы – это мой способ жить. Это то, что я люблю. Мне действительно никто ничего не должен. И при нормальной ситуации рынка, я должен ходить в разные места и предлагать свои идеи. Если где-нибудь подойдет, значит, я неплохо придумал. Если не подойдет, значит, туда мне и дорога. Беда в том, что этого рынка нет. Иначе, мы гораздо раньше бы все встретились. Лиля, зрители…

Берлин: Это да. А как случилось? Как Вы ей предложили? Сколько ей было лет тогда?

Дорман: Случилось так, что в девяносто…Она 20-го года. Значит, в 93-ем или в 94-ом году она была во Франции. И ее подруга, журналистка, разговорила ее под диктофон, потом редактировала эти записи, и выпустила книжку «Московский сезон» (или «Сезон де Моску»). Которая получила приз французских читателей, как лучшая документальная книга года. Изданная во Франции. И я, узнав об этом, спросил у Лили, что в этой книге? Почему Вы ее не переведете на русский язык?

Берлин: Она же блистательный переводчик!

Дорман: Она сказала, что по-русски эту книгу надо написать совсем иначе, заново. С первой до последней строки. «Потому что со своими», - сказала она, - нужно говорить о другом». Но я, все-таки, ее доставал, доставал в том смысле, что просил рассказать о своей жизни. Потому что эта книга – о ее жизни. В один прекрасный день она мне сказала: «Ну, хорошо, давай, приходи к нам к завтракам, потому что история длинная, и я буду тебе рассказывать». И я действительно, часам к половине 10 утра приезжал к ним на Новинский бульвар…

Берлин: … с камерой…

Дорман: … нееет! Мы садились завтракать, а Лиля замечательно готовила, как и муж ее, Семен Львович, Сима. И она рассказывала мне свою жизнь. А потом мы перемещались в другие комнаты, потом вечером я приезжал домой, садился и записывал это на бумаге, ни для кого, ни для чего, потому что я понимал, что я слышу бесценную историю! Я думаю, что я испытывал то же самое, что древний грек, который первый раз услышал Гомера. Вот если бы он умел записать, это было совершенно то же самое. И я, как умел, вспоминая дословно, она не знала, что я записываю, никаких целей тогда не было. А Семен Львович Лунгин, с которым они прожили в конце концов полвека, он знал ее жизнь едва ли не лучше, чем она сама, то и дело поправлял ее, говорил: «Нет, Лилечка, это было не совсем так, тебе подарили эти варежки на 12 лет, а на 10 лет тебе подарили шапочку с помпоном». И вот, когда Лиля закончила свой рассказ, то мы с Семеном Львовичем переглянулись, и он сказал: «Какое кино! Представляешь, какое кино можно из этого сделать!» И очевидно было, что делать нечего, все готово. Во-первых, это были вот те времена, о которых я рассказывал, никто бы не дал денег на такой фильм, во-вторых, никто бы не дал этих денег мне – неопытному и неизвестному режиссеру. И тогда я подумал, что, вот, ну в какой-то форме, ну, хотя бы записать на диктофон! И я предложил Лилианне Зиновьевне сделать документальный фильм. Ну, чтобы быть до конца честным, я скажу Вам, что первым делом, я предложил это Паше и Жене. Поскольку в семье Лунгиных было тоже два кинорежиссера, я подумал, что это нечестно.

Берлин: Вот у меня этот вопрос все время… и я не знаю, как мне его Вам поделикатнее задать?

Дорман: Ну, тут ничего нет не деликатного!

Берлин: Как же так? Как? Чтобы Павел Лунгин…

Дорман: Я, ну сам я как-то не посмел к нему обратиться, я попросил Семена Львовича, чтобы он мою эту идею изложил, через какое-то время он мне сказал: «Нет, Пашка не будет этого делать». Я вполне понял почему. И я даже знаю одну историю, мне кажется, я имею право ее рассказать, по-моему, она была опубликована, история о том, как Андрей Тарковский, замышляя фильм «Зеркало», принес своему постоянному оператору и другу Вадиму Ивановичу Юсову первоначальный проект будущего фильма. И фильм это строился, как понимаю, на очень интимном интервью Андрея Арсеньевича с его мамой. С вопросами, которые, обычно, сын маме и не решается задать. И по рассказам Вадима Ивановича, я знаю, что Юсов был против. И, в результате, и, отчасти благодаря тому, что он был против, в фильм «Зеркало» ничего такого и не вошло. И мне кажется, такое интервью и не было снято. Но позиция была проявлена строго и решительно, и оператором «Зеркала» стал другой человек. Рерберг. И, так что, к чему я это вспомнил, что есть вещи, наверное, которые близкий человек о родном человеке не возьмется никогда, тем более, в документальном кино. Вот я не возьмусь никогда делать фильм об отце. Это принадлежит мне, я не хочу этим делиться, и я не способен это сделать. Во всяком случае, вот в такой, прямой форме. Так что ничего для меня удивительного не было в отказе. Более того, я ровно на это и рассчитывал. Вот тогда я пошел к Лиле, и говорю, что давайте мы придумает какой-то фильм. Она отказалась. Что было тоже очень хорошо для сюжета будущего фильма, и для какой-то его правды, потому что нормальный человек не должен хотеть сниматься в кино и рассказывать свою жизнь. Это было совершенно правильно. Но потом я еще несколько раз возвращался к этой идее. Потом не стало Семена Львовича, и она вернулась к ней как-то сама. Это было очень важно. Это решающее, конечно, было событие, что решилась она, что она сама на это пошла. У меня была написана заявка на фильм подробная, Лиля просила показать, я ей говорил: «Зачем же я буду показывать что должно получиться?» И так она никогда ее и не читала.

Берлин: А название?

Дорман: С самого начала было такое «Подстрочник».

Берлин: Это Вами придуманное?

Дорман: Да, да… Ну, расшифровывать я его не хочу, иначе оно потеряет …

Берлин: Просто у нас тут есть такие вопросы…

Дорман: … все многообразие смыслов исчезнет, нет, мне кажется, что я не должен растолковывать вот по всему, вот все, что кажется…

Берлин: … и переводчик…

Дорман: … зрителям, ходят сюда…

Берлин: … и все, что внутри каждого…

Дорман: … да… Один замечательный польский киновед написал в письме, недавно: «Жалко, на польском, нету такого слова, как «подстрочник», как Вам повезло».
__________________
С уважением,
Вика
Ответить с цитированием
  #62  
Старый 30.03.2011, 00:50
Аватар для Вика
Вика Вика вне форума
Супер-модератор, Администратор
 
Регистрация: 20.08.2008
Адрес: Pоссия, Москва
Сообщений: 29,146
Сказал(а) спасибо: 1,252
Поблагодарили 2,206 раз(а) в 1,639 сообщениях
Отправить сообщение для Вика с помощью ICQ Отправить сообщение для Вика с помощью MSN Отправить сообщение для Вика с помощью Skype™
По умолчанию

Берлин: Название, правда, просто гениальное!

Дорман: И вот в феврале 97-го года, Лиля сказала, (значит, в январе 96-го не стало Семена Львовича) вот через год с небольшим она сказала, что, давай попробуем. Я сказал: «Давайте!» Позвонил Вадиму Ивановичу, с которым мы до этого сделали фильм, сказал, что я понимаю, к такому, как Вы, нельзя обращаться с просьбой снимать без денег. Это хамство! Тем более, когда обращается человек, с которым какие-то, ну, добрые отношения. Но я не могу Вам не предложить такого замысла. Это потрясающий фильм!

Берлин: А денег не было…

Дорман: Никаких. Ничего не было. Поэтому, если Вы откажетесь, я пойму, но если Вы согласитесь, я пойму еще лучше. Он прочитал эту заявку, спросил: «Когда снимаем».

Берлин: Юсов…

Дорман: Конечно… И тогда я пошел к моим старинным друзьям, в маленькую студию, которая снимала еще рекламу в советские годы. У них были старые, плохие камеры. Я сказал, что вот давайте попробуем! «Да, но у нас нету прожекторов, у нас две лампочки!» «Вадим Иванович, Вы снимете с двумя лампочками?» Я сниму с двумя лампочками. Но только надо купить белый пенопласт, и еще кое-что, что я скажу. И вот белый пенопласт, две лампочки, старые камеры, из которых вторую у нас отобрали, через два дня съемок, поэтому, настоящий кошмар при монтаже возник. Но с другой стороны, все трудности к лучшему! Пришлось искать решение. И вот, мы начали снимать, и через… Вначале трудно. Вначале трудно шло. Лиля придумала, что она будет рассказывать, и сказала, вот после того вступления, которое есть в фильме, я расскажу Вам две новеллы. Одна будет новелла о любви, а другая – о друзьях. То есть, конечно, она не хотела рассказывать о себе. Она хотела рассказать о тех, кто составил ее жизнь, кому она благодарна. Начала. Мгновенно выяснилось, что рассказ получается такой. И вот к нам пришел Элька. А Элька – это наш друг, с которым в 34-ом году, когда мы поехали в Коктебель, а в Коктебель мы поехали, потому что моя мама …

Берлин: … всё цеплялось…

Дорман: … и я остановил нашу съемку. Надо сказать, что все это совпадало, как раз, вот эта остановка с тем, что я сам замыслил и сказал ей, что, ну, так нельзя, ну, Вы видите, что у нас не получается. Надо рассказывать по хронологии. Она впала в ужас настоящий. Говорю, это точно, потому что у меня есть стенограмма. Она сказала: «Нет, тогда у нас не будет никаких съемок. Я не могу!» И мы действительно, у нас была пауза какая-то, мы отправились что-то поесть на кухню, а потом, все-таки, ее уговорили попробовать: «Давайте про дедушку! Вы же мне рассказывали про дедушку! Вот он какой-то аптекарь у Вас был, да? И какие-то куклы в аптеке продавал, ну, давайте!» И вот мы начали. Раз начали, два, надо сказать, что потом, через несколько дней, когда все съемки были закончены, мы вернулись к этим первым эпизодам, и она заново, уже блестяще их рассказала. Сначала было трудно, естественно. Но потом мы вышли на какую-то тему, и через час я оглянулся вокруг, посмотрел на моих коллег, и понял, что мы с Лилей не ошиблись. Это будет потрясающе! Потрясающее дело, потому что , ну, скажем, ко второму дню съемок, наш звукооператор забыл о всех своих профессиональных навыках, и стал вмешиваться в ее монолог, у него в жизни тоже так было, или было немножко иначе, ему кажется необходимым это сказать, и спросить ее, помнит ли она, вот, что у коммунальных квартирах было то-то и то-то, и я понял, что - вот, все получается! Все как надо получается. Дальше уже было легко, кроме, может быть, тех смешных моментов, когда… У нее очень… У нее замечательное чувство ритма было. Как у многих талантливых людей, и она понимала, например, что о каких-то вещах нужно сказать коротко, иначе, это бессмысленно. И вот эта краткость не всегда давалась. И мы, раз за разом, ну, давайте еще раз: «Значит, Копилев принес рукопись «Одного дня Ивана Денисовича», в редакцию «Нового мира». А Копилев – это был человек, который сидел с Солженицыным в шараге, а шарага – это… Нет, не получается! Давай начнем так. Были в те годы шараги. Шарага – это…» И, в общем, вот этот кусок мы так и не записали. Но была и другая трудность. Мы приходили утром, и видели, что она ужасно себя чувствует! И можно было бы не снимать, но, как-то было ясно, что лучше все равно снимать! Что сейчас вот, вся ее жизнь вложена в этот рассказ. И действительно, через час, через два съемок, она, вдруг, как-то воскресала, расправляла крылья, и бывало, что именно вот так начатые съемочные дни заканчивались самыми блестящими монологами. Между прочим, в фильме это видно, если смотреть на хорошем телевизоре. Что во многих кадрах, у нее такой, как бы контур запекшийся крови на внутренней стороне губ. Вот так ужасно она себя чувствовала, и так ей было трудно говорить. Я даже в начале думал, ну как же я это буду ставить в фильм! Это же все видно! Но, в результате, сила самого рассказа, как бы, видимо, помогает не видеть это.

Берлин: Вот это Вы сейчас сказали очень точно! Понимаете, здесь важно, я прошу прощения, не картинка. Все равно картинка – вот даже фильм, да? Но – картинка это второе. А как она говорит! Во-первых, потрясающий русский язык! Просто, замечательный русский язык. Вот у кого надо было спрашивать, прежде чем выпускать последнюю нашу всю литературу по правилам, словари, и так далее.

Дорман: Да, конечно.

Берлин: Вот. Ну, теперь уже да, об этом поздно говорить. И плюс еще она очень эмоциональна. Она рассказчик, она замечательный рассказчик! Вот что!

Дорман: Да. Конечно, да! Я думаю, что одно из обстоятельств, по которому отказывались делать фильм из этого, конечно, привычка не слушать. Ведь, мы, извините, если получится высокопарно, мне бы этого не хотелось, но может получиться. Мы вышли из какого-то такого времени, с привычкой не уважать человека, коренной привычкой. Не просто не уважать старшего, там, в автобусе, мест не уступить, не интересоваться человеком. Видимо потому, что мы жили все примерно одинаковой жизнью, и знали друг друга, как облупленные. Идет человек по улице, ну, я прекрасно знаю, по его лицу и одежде всю его биографию! От момента, когда он родился в страшном, грязном роддоме, до момента, который он еще сам не предвкушает, а я предвижу. И вот это всё, в купе с теми ужасными отношениями, конечно, принятыми в нашем обществе, дало неустранимый эффект! Мы действительно не уважаем другого человека. Глубинно не уважаем, по настоящему не уважаем. И идея, что другой, может быть, лучше, интереснее, или даже вернее сказать – просто заслуживает внимания. Она кажется нелепой и лицемерной.

Берлин: А зачем?

Дорман: Значит, значит на самом деле, этот парень, который предлагает нам послушать эту тетку, хочет срубить бабки, хочет славы, хочет еще чего-то… Но это в области кино. Я имею в виду, конечно, шире. Это неуважение, этот глубинный неинтерес. Не потому что человек, который сидит на должности редактора в телевизионной компании, что-то знает о производстве телевидения. Он ничего не знает, и знать не может. У нас не никакого опыта, телевидение и прочее… Но он хорошо знает про устройство жизни! И он знает, что не может быть по-настоящему никакого таинственного человека! И нечего ее слушать! Нечего! Моя бабушка не хуже. И вот этот ужасный вирус, если это вирус, а вообще не глобальное изменение мозгов, он абсолютно действует и сейчас! В реакции на фильм я слышу и читаю одну меня потрясающую мысль. Но есть ведь и другие интересные люди, почему не про них снять фильм?
__________________
С уважением,
Вика
Ответить с цитированием
  #63  
Старый 30.03.2011, 00:51
Аватар для Вика
Вика Вика вне форума
Супер-модератор, Администратор
 
Регистрация: 20.08.2008
Адрес: Pоссия, Москва
Сообщений: 29,146
Сказал(а) спасибо: 1,252
Поблагодарили 2,206 раз(а) в 1,639 сообщениях
Отправить сообщение для Вика с помощью ICQ Отправить сообщение для Вика с помощью MSN Отправить сообщение для Вика с помощью Skype™
По умолчанию

Берлин: Вы читали это?

Дорман: Ну, читал и слышал…

Берлин: Где? В какой-то официальной прессе, да?

Дорман: Это мне пересылал … вот Женя Лунгин мне пересылал, например, отклики из Живых дневников в Интернете. Отклики очень положительные…

Берлин: Но тем не менее…

Дорман: … но в них присутствует эта шальная совершенно невероятная мысль! А почему она или не кто-то, в лучшем варианте, но есть еще много таких людей. Что значит таких людей?! Нету таких людей!

Берлин: Нету таких людей…

Дорман: И это идея, которую нам предстоит освоить, или нам крышка! Каждый человек, извините, вот я говорю …

Берлин: …это один такой человек!

Дорман: … банальности на уровне плакатов в детской поликлинике. Он один такой человек. Такого нет больше второго! Никогда не будет и никогда не было! И в этом смысл того другого, что мы существуем рядом с другом! Иначе зачем нас столько было бы на свете!

Берлин: Да… Нет, ну в данной ситуации, если мы будем говорить об этой прекрасной женщине, то она действительно одна такая! Потому что ее современники, которые имели право на то, чтобы говорить, писать, снимать фильмы, те, из них - это уже было! Это уже было! И каждый сделал это так, как он счел нужным. Может быть, что-то недосказать. Может быть, о чем-то, да, недоговорить… Время было такое! Я никого не сужу! Мы не знаем, как мы бы себя повели в те годы страшные! Но это человек – повторю – блестяще владеющий русским языком, это человек, который и есть сама страна! Это правда же!

Дорман: Конечно!

Берлин: Это сама страна!

Дорман: И сам это язык, между прочим!

Берлин: Сначала до конца сам язык.

Дорман: Конечно.

Берлин: Потом, это переводчик. Который… Сколько языков она знала?

Дорман: Ну уж три точно…

Берлин: Французский, русский, английский?

Дорман: Французский, немецкий…

Берлин: Английский, немецкий…

Дорман: Нет, английский она никогда не знала, очень переживала, а знала французский, немецкий и шведский. Это уж точно…

Берлин: А! Шведский же самое главное!

Дорман: Но, по- моему, еще она знала и отчасти датский…

Берлин: Ну, да… Ну вот как бы, да?

Дорман: Конечно!

Берлин: И плюс еще этот человек, зная и умея все то, о чем мы сейчас сказали, прекрасно рассказывает! Ведь еще каждого ты будешь слушать! Жизнь может быть бесконечно интересная! А вот рассказ не получается! И здесь все совпало! И вам еще удалось ее так снять. Вы знаете, вот у меня было, я сейчас говорю, как зритель. Ну первое ощущение – просто шока. Где я это вижу? И вообще, здесь ли я нахожусь, здесь ли я сижу, на своем ли родном диване. Да, все, я здесь, я в Москве, я смотрю свой родной российский канал, слава тебе, Господи, спасибо всем! Да? Но! Я никак не могла понять, мне казалось, что она жива. Правда! Я не могла отделаться от этого ощущения. Ну, я не могу сказать, что молодая, да? Но у нее… у нее абсолютно молодое восприятие всего того, о чем она рассказывает!

Дорман: Да. Конечно.

Берлин: И там, где можно было просто, ну, не знаю, вешаться, стреляться, нет сил это все переносить, она рассказывала об этом с юмором.

Дорман: Конечно.

Берлин: Это правда, да?

Дорман: Конечно. Иначе бы…

Берлин: И Вы это тоже, вероятно, ощущали.

Дорман: Ну, конечно, иначе, ничего этого не было. Я, Вы понимаете, ведь кинематограф, в отличие, наверное, от литературы, от живописи, от музыки, очень связан с живой жизнью, которая окружает снимающего кино. С тем, как она выглядит. С тем, какие лица у людей, с тем, какие отношения у людей, с психологией людей. Ведут они себя так или иначе, улыбаются эдак, или вот так. И в желании сделать фильм, который мне хотелось бы сделать, я ищу человека. Потому что если нету героя, то нет никакого фильма. Ни чем больше не возможно, кроме человека, передать…

Берлин: Конечно.

Дорман: Вот, да? Для меня таких актеров не было. Я не знал, как рассказать о том, что я хотел бы что я люблю, что я предчувствую, с помощью, вот, наличной актерской труппы. Когда я вдруг увидел, что рядом со мной есть вот такой человек, я понял, что я сделаю что угодно, потому что это единственная возможность выразить то, что мне хотелось выразить.

Берлин: Вы знаете, есть еще один… одна такая тема, я не знаю, согласны Вы или нет, еще человек должен быть готов к восприятию этого всего. Понимаете, это все равно, как ну, люди идут в консерваторию, ну, что-то как-то мне это не очень. А просто, может быть, ты еще до этого, ну, не дошел? Не дорос? Не дожил? Не дожил. Поэтому, вот может быть, Вы говорите, у кого-то возникали вопросы, почему это именно она. Да вот она-то и делала те выводы, к которым ты сам еще не смог придти, а она уже тебе дает это. Помните, как там?

Дорман: Да…
__________________
С уважением,
Вика
Ответить с цитированием
  #64  
Старый 30.03.2011, 00:51
Аватар для Вика
Вика Вика вне форума
Супер-модератор, Администратор
 
Регистрация: 20.08.2008
Адрес: Pоссия, Москва
Сообщений: 29,146
Сказал(а) спасибо: 1,252
Поблагодарили 2,206 раз(а) в 1,639 сообщениях
Отправить сообщение для Вика с помощью ICQ Отправить сообщение для Вика с помощью MSN Отправить сообщение для Вика с помощью Skype™
По умолчанию

Берлин: Вот если вот, а сейчас… причем, там же было, там очень четко расставлены акценты. Я просто Вас призываю вспомнить ваш фильм!.

Дорман: Да, с удовольствием это сделаю!

Берлин: Вот, когда она хотела, когда Ваше героиня замечательная хотела на чем-то особенно заострить… она же вот говорила, я сейчас не могу вспомнить что: «Вот сейчас вот я хотела бы …»

Дорман: Да: «Мне хотелось бы сказать молодым…» например, да…

Берлин: Внимательно, вот, да, молодым, понимаете?

Дорман: Да.

Берлин: Это же не просто! Ей правды хотелось! Ну что уже – человек, она прожила жизнь, она видела всё – падения, взлеты, и страшные падения и большие взлеты, да? Большую любовь она пережила. То есть, это было все в жизни этого человека. Но ей не все равно, что будет с теми, кто останется после нее и продолжит жить в этой стране.

Дорман: Конечно, конечно, она говорит, как бы, между делом, одну фразу, которая, по-моему, во многом определила ее жизнь. Когда заканчивался ИФЛИ, вернее, не заканчивался, а война прервала их учения. То…

Берлин: Как он точно называется? Институт…

Дорман: Институт философии, литературы и истории имени Чернышевского. Одно его отделение было в Москве, потом в Питере, но его очень быстро закрыли во время войны. Она говорит, рассказывает о том, как однажды вместе с несколькими ребятами, вступилась, так сказать, за Цветаеву, на семинаре в ИФЛИ. И говорит, что, я, конечно, точно помню эти слова, я просто их сейчас приведу: «Мы успели, наш курс, два года проучиться в ИФЛИ, я была уже к тому времени настроена и гуманно, и человечно, мир мой расширился. Всё это подарило мне доступ в мировую культуру. И, кроме того, я поняла, что нужно защищать какие-то вещи» Вот эта вот последняя фраза кажется мне абсолютно таким… невидимым девизом.

Берлин: Конечно, конечно…

Дорман: Защищать какие-то вещи.

Берлин: Хотя бы таким сигналом, к тому, что: «Ты, подумай!»

Дорман: Да, да. Приходит такой момент, когда надо защищать какие-то вещи! Книга «Подстрочник», в которую вошло очень многое из того, что не помещалось в фильм. По разным причинам. По самым разным причинам. И мне кажется, эти фрагменты, невошедшие в фильм, не менее важными, чем то, что вошло.

Мне кажется, что это очень важно. В частности, ну, поскольку я заговорил о защите каких-то вещей, там есть глава, посвященная смелости. И трусости. И тому, как вели себя люди в разные, впрочем, одинаково трудные периоды нашей истории. И Лиля рассказывает о том, что, когда травили Ахматову и Зощенко, то всё, на что ей хватило смелости, это сказаться больной на собрании, чтобы не голосовать. И она себя за это ругает, и корит, а я думаю: «Боже!»

Берлин: А на самом деле это был поступок!

Дорман: Да сколько людей! Но она говорит: «Но мне стыдно вспоминать, что я до этого убедила всех сидящих вокруг меня, что у меня страшный приступ мигрени», - и только вот после этого смогла уйти. Не только это, но разные другие истории, которые она… в фильм мы просто не все могли включить, она была человек деятельного добра.

Берлин: Олег, Вы знаете, а у меня к Вам такой вопрос – а Вы разрешите нам маленький-маленький фрагменты из фильма?

Дорман: Конечно… Так вот из того, что не вошло в фильм, в 44-ом году, Лиля пришла работать к Вам сюда. На иновещание. И работала во французской редакции. И туда приходил, я сейчас цитирую почти дословно, вождь французского пролетариата Морис Терез для того, чтобы раз в неделю обращаться к французам, и объяснять им, как они должны, не щадя себя, сражаться с фашистами. Лиля говорит, а он же оратор французской школы. Они безумно патетичны. Поэтому он заводил себя до крика, он краснел, и это было невероятно комическое зрелище. Сытый, толстый, всем довольный вождь французского пролетариата, который дает указания соотечественникам. И потом уже, после войны, его сын, живший тут с ним, написал книжку - воспоминания о их годах в Москве, полную мягкой иронии по отношению к отцу. И очень ей нравилось работать в этой редакции, но потом умерла мама, и началась уже совсем другая жизнь. Ей пришлось уйти…

Берлин: Но вот интересно, Вы как-то, это специально, это вот такой зов души, Вы обращаетесь все время к личностям очень, очень серьезного масштаба. А Раневская…

Дорман: Вы знаете что, вот сказать Вам честно, с Лилей – да. А с остальными нет. С остальными – это невероятное везение, которое я просто не пропустил мимо. Раневская – это был замысел Алексея Евгеньевича Габриловича, и Андрея Зоркого, который написал сценарий. Правда, да, мне казалось, что это все можно сделать совсем иначе, ну я был совсем молодой человек, я в институте учился, поэтому я начал с нуля. Я пошел в архивы, то есть, всё то, что на самом деле уже сделано было.

Берлин: Но это могло быть просто Вам не интересно?

Дорман: Могло.

Берлин: Но этого же не было. Вот, я про то и говорю.

Дорман: Вы знаете, я даже, я даже вспоминаю, что я ведь думал: «Раневская – такая курящая матершиница! Не очень хорошего вкуса, со всякими шуточками, в общем, я примерно с таким настроением, оказалось, что это великий, великий человек. Я не знаю, вот, ведь, когда человек плохой, что легко найти эпитет: подлец, негодяй, а «великий» – глупое какое-то слово.

Берлин: Ну, тем не менее, она правда великая актриса, и великий человек, и мало состоявшаяся. Вот что, вот что обидно, мало снимали, мало давали играть…

Дорман: Или мало состоявшееся на радость нам, но очень состоявшееся в каком-то другом смысле. Потому что вот эти вот ее годы одиночества…На самом деле, я не сделал тот фильм, который я хотел. Наш фильм был компромиссом. Между опытом Алексея Евгеньевича, моего дорого, любимого и неопытностью и страстностью моей. Я, конечно… я вообще был вначале на вторых ролях, это уж потом он посчитал, что мы сорежиссеры и прочее. Мне хотелось больше сделать вот об этом, о чем я говорю. Не просто ее биографию творческую. Но… были продюсеры, были условия какие-то поставлены. Тем не менее, публика хорошо это смотрела. Его вообще показывали часто этот фильм до того момента, как я написал письмо на канал «Культура». Там взяли, такую манеру, как говорят. Если фильм не влезает в сетку, отрезать ему просто коней и всё. Я вначале думал, что только так с Раневской поступили, но оказалось, что и Андрей Юрьевич Кржижановский написал такое же письмо по поводу своих мультфильмов. После этого, ни Раневскую, ни его мультфильмы, на канале «Культура» не показывают, а поскольку других каналов для культуры у нас нет, то и увидеть всего этого нельзя. К сожалению.
__________________
С уважением,
Вика
Ответить с цитированием
  #65  
Старый 30.03.2011, 00:51
Аватар для Вика
Вика Вика вне форума
Супер-модератор, Администратор
 
Регистрация: 20.08.2008
Адрес: Pоссия, Москва
Сообщений: 29,146
Сказал(а) спасибо: 1,252
Поблагодарили 2,206 раз(а) в 1,639 сообщениях
Отправить сообщение для Вика с помощью ICQ Отправить сообщение для Вика с помощью MSN Отправить сообщение для Вика с помощью Skype™
По умолчанию

Берлин: Вот видите, теперь, после того, как Ваш фильм прошел на Российском канале, я уже так говорить не могу. Значит, все-таки, есть большой государственный канал, который способен показать вот это фильм. Будем надеяться. Что дальше, скажите, что дальше? Вы сделали этот фильм. Вы, ну не знаю, спустя десятилетия его пробили. Огромное спасибо Акунину и Парфенову! Просто огромное спасибо!

Дорман: Честно вам сказать, я не знаю, я совершенно растерян, и я думаю, что я испытываю чувства, что вот как водолаз, которого быстро подняли, по-моему, это называется кессонная болезнь. Я в общем, привык к мысли, очень плодотворной мысли, что надо тихо делать, работать самому, и что будет, то будет. Главное, иметь возможность работать. А в кино она ужасно унизительно связана с тем, что ты должен просить других людей. Это и есть настоящий кошмар кино. Все остальное не имело бы значения. Если бы я мог писать в стол, или рисовать в шкаф, то вообще никаких сложностей бы не было. Поэтому, я не знаю совершенно. Я растерян, и ошалевший человек. Я не понимаю, как взяться? Во-первых, за что взяться? Об этом я даже не способен говорить, во-вторых, как? Неужели у меня будут редактора, продюсеры, какие-то люди, которые мне будут говорить, как надо. Как лучше. А они будут неминуемо, потому что отличия режиссера от продюсера в том, что продюсер знает, как снимать кино. А я не знаю, и в этом состоит моя профессия. Максимально не знать. Чтобы пройти как можно дальше, сколько мне…

Берлин: Может быть, имеет смысл стать и продюсером?

Дорман: К сожалению, это вообще не возможно, потому что для этого - повторяю, нужно существование какой-то свободы, рынка, возможности предлагать в разные места, ничего этого нет, а сейчас вообще нету, совсем. И я думаю только о том, что если что-то можно снимать вот так вот на домашнюю камеру, но было бы, наверное, хорошо попробовать и придумать.

Берлин: Я думаю, вы придумаете! Я просто уверена в этом, Олег!

Дорман: Спасибо.

Берлин: У меня еще один вопрос, который я задаю всем гостям вот этой программы «Мастера». Как Вы считаете, Мастеру нужна Маргарита?

Дорман: Ну, я услышал вначале, что эта программа называется «Мастера», очень смеялся в том смысле, что я, конечно, ну никакой не Мастер, но у меня уже есть некоторый опыт. Замечательная журналистка Майя Пешкова приглашала меня в передачу «Не прошедшее время», где средний возраст выступающих 96 лет. Ей так хотелось помочь «Подстрочнику», что она надеялась, вот я выступлю и кто-нибудь откликнется. Никто не откликнулся.

Берлин: Я абсолютно искренне, Олег! Нет. Вот тут я с Вами не согласна. Я считаю, что мастерство не определяется количеством сделанного. А все-таки, качеством. И то, что Вы сделали этот фильм, и то, что Вы приложили, ну, году своей жизни … усилия, ну просто невероятные усилия к тому, что мы увидели, это позволяет мне просто от души пригласить Вас в эту программу, и назвать Вас мастером.

Дорман: Спасибо большое.

Берлин: Это я говорю честно, и откровенно.

Дорман: Как Вы понимаете, я просто профессионально себе не могу позволить всерьез к этому относиться, но, спасибо.

Берлин: Нужна ли все-таки?

Дорман: На счет Маргариты, Вы знаете, я очень долго ждал любовь И мне казалось, что нельзя соглашаться на меньшее. Что если она не встретится, значит, не встретится. Но мне повезло, мне встретилась. Я счастливый в этом смысле человек, и счастливый отец совсем маленького сына Давида, которому полгода. Всего. Но я думаю, что Маргарита всегда присутствует, даже, если ее нету физически, так сказать, рядом, она всегда есть. Это что-то лучшее, что-то любимое, к чему человек обращается, стремиться, и про что Гёте написал в переводе на русский язык: «Вечная женственность, манит нас к ней». Так что, во всяком случае, для мужчины, я думаю, что, конечно, Маргарита неизбежна. Она всегда есть, всегда.

Берлин: Спасибо, спасибо вам большое, я от души желаю вам, все-таки, что-то придумать.

Дорман: Спасибо большое.

Берлин: Обязательно снимать, обязательно снимать. Потому что Вы все равно без этого не сможете!

Дорман: Определенно!

Берлин: И я Вам желаю, чтобы все обстоятельства сложились так, чтобы на то, что Вы сняли, Вам не понадобилось еще десятилетие, чтобы это что-то дошло до нас. Вот это я Вам от души желаю.

Дорман: Спасибо большое.

Берлин: Спасибо Вам большое. Сегодня у нас в гостях был кинорежиссер Олег Дорман. Мы прощаемся с вами ровно на неделю.

Аудио:

http://rus.ruvr.ru/radio_broadcast/2.../47262668.html
__________________
С уважением,
Вика
Ответить с цитированием
Ответ

Закладки

Опции темы
Опции просмотра

Ваши права в разделе
Вы не можете создавать новые темы
Вы не можете отвечать в темах
Вы не можете прикреплять вложения
Вы не можете редактировать свои сообщения

BB коды Вкл.
Смайлы Вкл.
[IMG] код Вкл.
HTML код Выкл.

Быстрый переход

2011 год 2012 год 2013 год

Часовой пояс GMT +4, время: 12:21.


Powered by vBulletin® Version 3.8.6
Copyright ©2000 - 2024, Jelsoft Enterprises Ltd. Перевод: zCarot
Яндекс цитирования CY-PR.com