Стихи и песни о Великой Отечественной войне

[Комета]

Расул Гамзатов.

ЖУРАВЛИ

Мне кажется порою,что солдаты,
С кровавых не пришедшие полей,
Не в землю нашу полегли когда-то,
А превратились в белых журавлей.

Они до сей поры с времен тех дальних
Летят и подают нам голоса.
Не потому ль так часто и печально
Мы замолкаем, глядя в небеса.

Летит,летит по небу клин усталый,
Летит в тумане на исходе дня.
И в том строю есть промежуток малый,
Быть может,это место для меня!

Настанет день, и с журавлиной стаей
Я поплыву в такой же синей мгле,
Из-под небес по-птичьи окликая
Всех вас кого оставил на земле.

[Виктор К]

Штрафные батальоны

Всего лишь час дают на артобстрел.
Всего лишь час пехоте передышки.
Всего лишь час до самых главных дел:
Кому - до ордена, ну, а кому - до "вышки".

За этот час не пишем ни строки.
Молись богам войны - артиллеристам!
Ведь мы ж не просто так, мы - штрафники.
Нам не писать: "Считайте коммунистом".

Перед атакой - водку? Вот мура!
Свое отпили мы еще в гражданку.
Поэтому мы не кричим "ура!",
Со смертью мы играемся в молчанку.

У штрафников один закон, один конец -
Коли-руби фашистского бродягу!
И если не поймаешь в грудь свинец,
Медаль на грудь поймаешь "За отвагу".

Ты бей штыком, а лучше бей рукой -
Оно надежней, да оно и тише.
И ежели останешься живой,
Гуляй, рванина, от рубля и выше!

Считает враг - морально мы слабы.
За ним и лес, и города сожжены.
Вы лучше лес рубите на гробы -
В прорыв идут штрафные батальоны!

Вот шесть ноль-ноль, и вот сейчас - обстрел.
Ну, бог войны! Давай - без передышки!
Всего лишь час до самых главных дел:
Кому - до ордена, а большинству - до "вышки".

1964

[Виктор К]

Я вырос в ленинградскую блокаду,
Но я тогда не пил и не гулял.
Я видел, как горят огнем Бадаевские склады,
В очередях за хлебушком стоял.

Граждане смелые! А что ж тогда вы делали,
Когда наш город счет не вел смертям? —
Ели хлеб с икоркою,А я считал махоркою
Окурок с-под платформы черт-те с чем напополам.

От стужи даже птицы не летали,
И вору было нечего украсть,
Родителей моих в ту зиму ангелы прибрали,
А я боялся — только б не упасть.

Было здесь до **** голодных и дистрофиков —
Все голодали, даже прокурор.
А вы в эвакуации читали информации
И слушали по радио «От Совинформбюро».

Блокада затянулась, даже слишком,
Но наш народ врагов своих разбил, —
И можно жить, как у Христа за пазухой, под мышкой,
Да только вот мешает бригадмил.

Я скажу вам ласково:— Граждане с повязками!
В душу ко мне лапами не лезь!
Про жизнь вашу личную и непатриотичную
Знают уже органы и ВЦСПС.

1961

[Cooler]

Хорошие стихи для своего момента. Но надеюсь для вас не будет откровением, что они были популярными и в Союзе. И воронки не гонялись.

[Комета]

Р.Рождественский.

Люди, покуда сердца стучатся
Помните!
Какою ценой завоевано счастье,
Помните!

Песню свою,отправляя в полет,
Помните!
О тех,кто уже никогда не придет,
Помните!
-------------
Хлебом и песней,
Мечтой и стихами,
Каждым мгновеньем,
Каждым дыханьем,
Будьте достойны!
Вечно достойны!

Мечту ,пронесите через года
И жизнью наполните.
Но ,о тех, кто уже не придет никогда,
Заклинаю,
Помните!

[Максим Александрович]

В теплушке.

Догорает за Волгой закат,
А по рельсам составы гремят,
И увозят теплушки солдат,
Отстоявших родной Сталинград.
Над землею небес океан,
В теплом воздухе пахнет весной,
А в теплушке играет баян,
И поет старшина молодой.

Русый чуб опустив на гармонь,
Задушевно поет старшина,
И мерцает в печурке огонь,
И в теплушке стоит тишина.
Старшина с одним парнем дружил,
Вместе ел, вместе пил, вместе спал,
В одной роте три года служил,
Ни в нужде, ни в беде не бросал.

Воевал с ним в карельских лесах,
Били немцев под Тулой зимой,
Вынес друга в бою на руках,
А друг спас ему жизнь под Москвой.
Да не писан для пули закон,
И не едет товарищ назад,
Спит у Волги под холмиком он,
Отстоявший родной Сталинград.

Темной ночью сразил его враг,
Схоронил его друг над рекой,
А над городом плещется флаг,
Водруженный гвардейца рукой.
Догорел уж за Волгой закат,
Стих баян, лишь гремят поезда,
А вдали, весь в огнях - Сталинград,
Нашей славы военной звезда.

[Максим Александрович]

Высота
(Высоцкий В.С.)
Вцепились они в высоту, как в свое.
Огонь минометный, шквальный
Но снова мы лезим, хрипя, на нее -
За вспышкой ракеты сигнальной.

Ползли к высоте в огневой полосе,
Бежали и снова ложились,
Как будто на этой высотке все-все
Дороги и судьбы скрепились.

И крики "Ура!" застывали во рту,
Когда мы пули глотали.
Шесть раз занимали мы ту высоту,
Шесть раз мы ее оставляли.

И снова в атаку не хочется всем,
Земля - как горелая каша.
В седьмой - мы возьмем ее насовсем -
Свое возьмем,кровное,наше.

А может, ее стороной обойти.
Да что мы к ней так прицепились?!
Но, видно, уж точно все судьбы-пути
На этой высотке скрестились.

Все наши деревни, леса, города
В одну высоту эту слились -
В одну высрту, на которой тогда
Все судьбы с путями скрестились.

[Сталинист]

Одна из самых близких душе песен времён войны "На поле танки грохотали" уже приводилась в теме, но это был её самый известный вариант:

Сообщение от colaps

...

Но на этот мотив сочинили множество известных и малоизвестных песен, начиная со старинной шахтёрской:

Коногон
Вот лошадь мчится по продольной,
По темной, узкой и сырой,
А коногона молодого
Предупреждает тормозной:

«Ах, тише, тише, ради бога!
Здесь ведь и так большой уклон.
На повороте путь разрушен,
С толчка забурится вагон».

И вдруг вагончик забурился,
Беднягу к парам он прижал,
И к коногону молодому
Друзей на помощь кто-то звал.

Через минуту над вагоном
Уже стоял народ толпой,
А коногона к шахтной клети
Несли с разбитой головой.

«Ах, глупый, глупый ты мальчишка.
Зачем так быстро лошадь гнал?
Или начальства ты боялся,
Или конторе угождал?»

«Нет, я начальства не боялся,
Конторе я не угождал, -
Мне приказал начальник шахты,
Чтоб порожняк быстрей давал.

Прощай навеки, коренная,
Мне не увидеться с тобой,
Прощай, Маруся, ламповая,
И ты, товарищ стволовой.

Я был отважным коногоном,
Родная маменька моя,
Меня убило в темной шахте,
А ты осталася одна».
_________________________

Песня о коногоне
Гудки протяжно загудели,
Народ валит густой толпой.
А молодого коногона
Несут с разбитой головой.

"Куда ж ты парень торопился?
Зачем коней так быстро гнал?
Али десятника боялся?
Али конторе задолжал?"

"Десятника я не боялся,
Конторе я не задолжал.
А мне забойщики сказали,
Чтоб порожняк быстрей давал.

Прощай Маруся ламповая,
Прощай братишка стволовой
Тебя я больше не увижу,
Лежу с пробитой головой."

Ах шахта, шахта ты могила,
Зачем ты парня извела,
Детишек по миру пустила
А счастья в жизни не дала.

Гудки тревожно загудели,
Народ валит густой толпой.
А молодого коногона
Уже не спустит клеть в забой.

"Коногон" - старая дореволюционная шахтерская песня - из тех времен, когда на шахтах использовали лошадей (кое-где так было до середины ХХ века). Ее вариант прозвучал в фильме Леонида Лукова "Большая жизнь" о шахтерах Донбасса 1930-х гг. (Киностудия им. А. Довженко, 1939 г., в ролях: Борис Андреев, Марк Бернес, Петр Алейников, Вера Шершнева и др.). Там песню пел отрицательный герой-вредитель Макар Лаготин (актер Л. Масоха), сидя в пивной и играя на гармони (3 куплета):

Гудки тревожно загудели,
Народ бежит густой толпой,
А молодого коногона
Несут с разбитой головой.

- Прощай, Маруся плитовая,
И ты, братишка стволовой,
Тебя я больше не увижу,
Лежу с разбитой головой.

- Ах, то был ярый коногонщик,
Я ухажерочка твоя,
Тебя убило здесь на шахте,
А я осталася одна.

"Плитовая" - рабочая на поворотной плите в шахте, она вручную разворачивала вагонетки перед подъёмником. Эту работу выполняли женщины. Иногда Маруся - "ламповая", - работница, заправлявшая лампы шахтеров маслом. А в годы Великой Отечественной войны женщинам пришлось выполнять любые шахтерские работы - мужчины ушли на фронт.
Фильм был лидером кинопроката 1940 года, и, очевидно, именно из него мелодия шагнула в фольклор Великой Отечественной войны. Самая известная фронтовая переработка - "По полю танки грохотали". На фронт ушла и другая песня, специально написанная для "Большой жизни" - "Спят курганы темные" (муз. Н. Богословского, сл. Б. Ласкина).

Вариант от лица машиниста
Вот мчится поезд по уклону
Густой сибирскою тайгой.
А молодому машинисту
Кричит кондуктор тормозной:

"Ой, тише, тише, ради Бога,
Свалиться можем под откос!
Здесь Забайкальская дорога,
Костей своих не соберешь."

Но машинист на эти речи
Махнул по воздуху рукой.
Он паровоз свой разгоняет,
А стук колес сильней, сильней.

Эх, я на этом перегоне
Свою машину разгоню,
Все регуляторы открою,
Сильнее реверс оттяну.

Но вдруг вагоны затрещали,
Свалился поезд под откос.
Трупы ужасные лежали,
Едва похожи на людей.

К земле прижатый паровозом,
Лежал механик молодой.
Он с переломанной ногою
И весь ошпарен кипятком.

Ему хотелось в эту ночку,
Хотелось дома побывать,
Поцеловать малютку дочку,
Жену к груди своей прижать.

Судьба несчастная такая
Для машиниста суждена.
Прощай, железная дорога,
Прощайте, дочка и жена.

[Сталинист]

Фронтовые переделки "Коногона":

танкистские:

Встает заря на небосклоне,
С зарей встает наш батальон.
Механик чем-то недоволен,
В ремонт машины погружен.

Башнер с стрелком берут снаряды,
В укладку бережно кладут,
А командир смотрел приборы,
«Живей!» - механику сказал.

Сигнал был дан, ракета взвилась,
Дана команда: «Заводи!»
Моторы с ревом встрепенулись,
По полю танки понеслись.

Большое время танк сражался,
Радист последний диск подал,
Вокруг снаряды близко рвались,
Один в мотор уже попал.

Мотор горел большим пожаром,
Механик сердце сжал со зла,
В своем горящем комбинзоне
Он вывел танк из-под огня.

Куда, куда, танкист, стремишься,
Куда ты держишь верный путь?
Ты повстречаешься с термиткой,
На минах ляжешь отдохнуть!

«А я термитки не боюся,
Да мне и мина не страшна,
А я стремлюсь вперед, на запад,
Громить проклятого врага!»
______________________

Машина по земле несется,
Осколки падают вокруг.
Не плачь, родная, не волнуйся,
Что я к тебе уж не вернусь.

Машина пламенем пылает,
Моторы лижут языки.
Я вызов смерти принимаю
Одним пожатием руки.

И понесутся телеграммы
Родных, знакомых известить,
Что сын ваш больше не вернется
И не приедет погостить.

В углу заплачет мать-старушка,
С усов стряхнет слезу отец.
И дорогая не узнает,
Каков танкиста был конец.

И будет карточка пылиться
На полках позабытых книг:
В военной форме и погонах,
Теперь ей больше не жених…

Прощай Маруся дорогая,
И ты, братишка мой КаВе,
Тебя я больше не увижу:
Лежу с осколком в голове.
_______________________

По полю шли в атаку танки.
Они рвались в последний бой.
А молодого лейтенанта
Несут с пробитой головой.

Куда, механик, торопился,
Зачем машину быстро гнал?
На повороте ты ошибся,
И "Тигра" с борта прозевал.

Машина пламенем объята,
Вот-вот рванет боекомплект.
А жить так хочется ребята.
А силы выбраться уж нет.

В броню ударила болванка.
Погиб гвардейский экипаж.
Четыре трупа возле танка
Украсят траурный пейзаж.

И полетят тут телеграммы
Родных и близких известить,
Что сын их больше не вернется.
И не приедет погостить.

И мать-старуха зарыдает,
Слезу смахнет старик-отец.
И молодая не узнает,
Каков танкиста был конец.

И будет карточка пылиться
На фоне пожелтевших книг.
В военной форме, при пилотке,
Но ей он больше не жених.

Нас вынут из обломков люди,
Поднимут на руки каркас,
И залпы башенных орудий
В последний путь проводят нас.

лётная:

Моторы пламенем объяты,
В кабину лезут языки.
Судьбы я вызов принимаю
С ее пожатием руки.

Машина штопором вертится,
Ревет мотор мине на грудь.
Не плачь, родная, успокойся,
Меня навеки позабудь.

И вынут нас из-под обломков,
Наденут на руки каркас.
Взлетают в небо ястребочки,
Проводят нас в последний раз.

И понесутся телеграммы
Родных, знакомых известить,
Что сын ваш больше не вернется,
В дом не приедет погостить.

В углу заплачет мать-старушка,
С ресниц стряхнет слезу отец,
А дорогая не узнает,
Каков был летчику конец.

И будут карточки храниться
На полке запыленных книг,
В военной форме, при погонах,
Но ей уж будет не до них.

Мотор уж пламенем пылает,
Кабину лижут языки,
Судьбы я вызов принимаю
Простым пожатием руки.

партизанская:

Мы шли на дело ночкой темной
Громить коварного врага.
Кипели злобой неуемной,
Нам жизнь была недорога.

Подкрались к вражескому стану,
Команда подана: «Вперед!»
Залился песнею веселой
Наш друг – «Максимка»-пулемет.

В смертельной схватке враг проклятый
Бежал куда глаза глядят;
Вдогонку залп последний грянул,
Влетел в деревню наш отряд.

Свистели пули, ветер злился,
Кругом кипел кровавый бой.
Товарищ мой вдруг повалился,
Сраженный пулей роковой.

Прощай, товарищ, храбрый воин,
Пусть пронесется злой буран,
Высокой почести достоин
Ты, славный красный партизан.

матросская:

По полю танки грохотали,
Братишки шли в последний бой,
А молодого краснофлотца
Несли с разбитой головой.

Прощай, Одесса, мать родная,
Прощай, корабль мой боевой!
К тебе я больше не вернуся –
Лежу с разбитой головой.

Я так любил тебя, Одесса,
Тебя я грудью защищал,
И за тебя, любимый город,
Жизнь молодую я отдал.

Недолго будешь ты томиться
В руках заклятого врага,
Ведь черноморские матросы
Не зря прославили себя.

Чего ж вы, девушки, боитесь
Шинели черного сукна,
Под нею с жизней расстается
Душа героя-моряка.

[Сталинист]

Есть и некоторые переводы на иностранные языки:

английский:

The tanks were rattling like a thunder
/* Перевод: © Данила Воробьев */

The tanks were rattling like a thunder
The soldiers went to final fight
And here they carried young commander
With head all broken outright

His tank was hit with armor-piercer
So say good-bye to Guardian crew
Just four more corpses in the hillside
Will add to fair morning view

'Cause now the vehicle is a-burning
Wait for the shells to detonate
You wanna live to see this morning
But you're too weak and it's too late

So they'll extract you from the remains
They'll put your coffin on the clay
And fire & thunder from the mainguns
Will see you into your last way

For now the telegrames are flying
To tell the friends and relatives
That their good son is never coming
And never getting any leave

And there's that photo on the bookshelf
Collecting dust for years on end -
In uniform, with shoulder-boards on...
And he will never be her man.
_____________________________



They'll bring up us from under fragments
/* Перевод: © Hoaxer */

The armours roared on the field,
The soldiers went in their last fight.
They seen as their young commander
Was killed in these action tight.

A gadget strikes in our armour
And farewell my native crew
Four corpses lying near machine
Completed full of morning view.

The armour burning, flame around,
This moment ammo will be blast,
We can't go out on the ground,
We all must die, must die at last!

They'll bring up us from under fragments,
Will lift on hands a skeleton,
We'll scent the shots of armours cannons
When on last way we'll go on.

Then flying out the deadly letters
Directly to my native nest:
Their son will back home henceforth never,
He'll not arrive to take a rest.

Old mother crying in the corner
And daddy sweeping tears by hand...
Oh honey you will never know
How an armo

немецкий:

/* Перевод: © Денис Юшкевич */

Im Felde waren Panzer krachend,
Soldaten kampften bis zum Tod.
Und da sie trugen jungen Fuhrer,
Er hatte durchgeschoss'nen Kopf.

Der Panzer wurde losgeschlagen.
Auf Wiedersehen, Liebsmannschaft.
Nur vier Leichen neben Panzer
Erganzen fruhere Landschaft.

Der Tank ist brennend lichterloh,
Bald kommt die starke Explosion.
Die letzten Krafte sind geblieben,
Doch keine Rettung in Aktion.

Man findet hier die toten Korper
Und holt sie unter Wrack hervor.
Die Salven Tausende Geschutze
Verlegen Abschiedstage vor.

Nun fliegen schnell die Telegramme,
Damit Verwandten bewusst sind,
Dass Sohn am Leben nicht erhalt sich,
Dass er sie nie besuchen wird.

Die Mutter nimmt zu weinen auf,
Der Vater wischt die Tranen ab.
Und die Verlobte wird nie wissen,
Was fur ein Ende ihm es gab.

Das Foto wird bestaubt werden
Mit alten Bucher im Regal.
Kriegsuniform und Schulterstucke,
Sie hat jetzt keinen Brautigam.

[Вика]

Борис Пастернак

Страшная сказка

Все переменится вокруг.
Отстроится столица.
Детей разбуженных испуг
Вовеки не простится.

Не сможет позабыться страх,
Изборождавший лица.
Сторицей должен будет враг
За это поплатиться.

Запомнится его обстрел.
Сполна зачтется время,
Когда он делал, что хотел,
Как Ирод в Вифлееме.

Настанет новый, лучший век.
Исчезнут очевидцы.
Мученья маленьких калек
Не смогут позабыться.

1941

[Вика]

Борис Пастернак

Разведчики

Синело небо. Было тихо.
Трещали на лугу кузнечики.
Нагнувшись, низкою гречихой
К деревне двигались разведчики.

Их было трое, откровенно
Отчаянных до молодечества,
Избавленных от пуль и плена
Молитвами в глуби отечества.

Деревня вражеским вертепом
Царила надо всей равниною.
Луга желтели курослепом,
Ромашками и пастью львиною.

Вдали был сад, деревьев купы,
Толпились немцы белобрысые,
И под окном стояли группой
Вкруг стойки с канцелярской крысою.

Всмотрясь и головы попрятав,
Разведчики, недолго думая,
Пошли садить из автоматов,
Уверенные и угрюмые.

Деревню пересуматошить
Трудов не стоило особенных.
Взвилась подстреленная лошадь,
Мелькнули мертвые в колдобинах.

И как взлетают арсеналы
По мановенью рук подрывника,
Огню разведки отвечала
Bся огневая мощь противника.

Огонь дал пищу для засечек
На наших пунктах за равниною.
За этой пищею разведчик
И полз сюда, в гнездо осиное.

Давно шел бой. Он был так долог,
Что пропадало чувство времени.
Разрывы мин из шестистволок
Забрасывали небо теменью.

Наверно, вечер. Скоро ужин.
В окопах дома щи с бараниной.
А их короткий век отслужен:
Они контужены и ранены.

Валили наземь басурмане,
Зеленоглазые и карие.
Поволокли, как на аркане,
За палисадник в канцелярию.

Фуражки, морды, папиросы
И роем мухи, как к покойнику.
Вдруг первый вызванный к допросу
Шагнул к ближайшему разбойнику.

Он дал ногой в подвздошье вору
И, выхвативши автомат его,
Очистил залпами контору
От этого жулья проклятого.

Как вдруг его сразила пуля.
Их снова окружили кучею.
Два остальных рукой махнули.
Теперь им гибель неминучая.

Вверху задвигались стропила,
Как бы в ответ их маловерию,
Над домом крышу расщепило
Снарядом нашей артиллерии.

Дом загорелся. B суматохе
Метнулись к выходу два пленника,
И вот они в чертополе
Бегут задами по гуменнику.

По ним стреляют из-за клети.
Момент и не было товарища.
И в поле выбегает третий
И трет глаза рукою шарящей.

Все день еще, и даль объята
Пожаром солнца сумасшедшего.
Но он дивится не закату,
Закату удивляться нечего.

Садится солнце в курослепе,
И вот что, вот что не безделица:
В деревню входят наши цепи,
И пыль от перебежек стелется.

Без памяти, забыв раненья,
Руками на бегу работая,
Бежит он на соединенье
С победоносною пехотою.

1944

[Вика]

Борис Пастернак

Победитель

Вы помните еще ту сухость в горле,
Когда, бряцая голой силой зла,
Навстречу нам горланили и перли
И осень шагом испытаний шла?

Но правота была такой оградой,
Которой уступал любой доспех.
Все воплотила участь Ленинграда.
Стеной стоял он на глазах у всех.

И вот пришло заветное мгновенье:
Он разорвал осадное кольцо.
И целый мир, столпившись в отдаленьи,
B восторге смотрит на его лицо.

Как он велик! Какой бессмертный жребий!
Как входит в цепь легенд его звено!
Все, что возможно на земле и небе,
Им вынесено и совершено.

Январь 1944

[Вика]

Александр Твардовский

В тот день, когда окончилась война
В тот день, когда окончилась война
И все стволы палили в счет салюта,
В тот час на торжестве была одна
Особая для наших душ минута.

В конце пути, в далекой стороне,
Под гром пальбы прощались мы впервые
Со всеми, что погибли на войне,
Как с мертвыми прощаются живые.

До той поры в душевной глубине
Мы не прощались так бесповоротно.
Мы были с ними как бы наравне,
И разделял нас только лист учетный.

Мы с ними шли дорогою войны
В едином братстве воинском до срока,
Суровой славой их озарены,
От их судьбы всегда неподалеку.

И только здесь, в особый этот миг,
Исполненный величья и печали,
Мы отделялись навсегда от них:
Нас эти залпы с ними разлучали.

Внушала нам стволов ревущих сталь,
Что нам уже не числиться в потерях.
И, кроясь дымкой, он уходит вдаль,
Заполненный товарищами берег.

И, чуя там сквозь толщу дней и лет,
Как нас уносят этих залпов волны,
Они рукой махнуть не смеют вслед,
Не смеют слова вымолвить. Безмолвны.

Вот так, судьбой своею смущены,
Прощались мы на празднике с друзьями.
И с теми, что в последний день войны
Еще в строю стояли вместе с нами;

И с теми, что ее великий путь
Пройти смогли едва наполовину;
И с теми, чьи могилы где-нибудь
Еще у Волги обтекали глиной;

И с теми, что под самою Москвой
В снегах глубоких заняли постели,
В ее предместьях на передовой
Зимою сорок первого;
и с теми,

Что, умирая, даже не могли
Рассчитывать на святость их покоя
Последнего, под холмиком земли,
Насыпанном нечуждою рукою.

Со всеми - пусть не равен их удел, -
Кто перед смертью вышел в генералы,
А кто в сержанты выйти не успел -
Такой был срок ему отпущен малый.

Со всеми, отошедшими от нас,
Причастными одной великой сени
Знамен, склоненных, как велит приказ, -
Со всеми, до единого со всеми.

Простились мы.
И смолкнул гул пальбы,
И время шло. И с той поры над ними
Березы, вербы, клены и дубы
В который раз листву свою сменили.

Но вновь и вновь появится листва,
И наши дети вырастут и внуки,
А гром пальбы в любые торжества
Напомнит нам о той большой разлуке.

И не за тем, что уговор храним,
Что память полагается такая,
И не за тем, нет, не за тем одним,
Что ветры войн шумят не утихая.

И нам уроки мужества даны
В бессмертье тех, что стали горсткой пыли.
Нет, даже если б жертвы той войны
Последними на этом свете были, -

Смогли б ли мы, оставив их вдали,
Прожить без них в своем отдельном счастье,
Глазами их не видеть их земли
И слухом их не слышать мир отчасти?

И, жизнь пройдя по выпавшей тропе,
В конце концов у смертного порога,
В себе самих не угадать себе
Их одобренья или их упрека!

Что ж, мы трава? Что ж, и они трава?
Нет. Не избыть нам связи обоюдной.
Не мертвых власть, а власть того родства,
Что даже смерти стало неподсудно.

К вам, павшие в той битве мировой
За наше счастье на земле суровой,
К вам, наравне с живыми, голос свой
Я обращаю в каждой песне новой.

Вам не услышать их и не прочесть.
Строка в строку они лежат немыми.
Но вы - мои, вы были с нами здесь,
Вы слышали меня и знали имя.

В безгласный край, в глухой покой земли,
Откуда нет пришедших из разведки,
Вы часть меня с собою унесли
С листка армейской маленькой газетки.

Я ваш, друзья, - и я у вас в долгу,
Как у живых, - я так же вам обязан.
И если я, по слабости, солгу,
Вступлю в тот след, который мне заказан,

Скажу слова, что нету веры в них,
То, не успев их выдать повсеместно,
Еще не зная отклика живых, -
Я ваш укор услышу бессловесный.

Суда живых - не меньше павших суд.
И пусть в душе до дней моих скончанья
Живет, гремит торжественный салют
Победы и великого прощанья.

[Вика]

Константин Симонов

Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины,
Как шли бесконечные, злые дожди,
Как кринки несли нам усталые женщины,
Прижав, как детей, от дождя их к груди,

Как слезы они вытирали украдкою,
Как вслед нам шептали:- Господь вас спаси!-
И снова себя называли солдатками,
Как встарь повелось на великой Руси.

Слезами измеренный чаще, чем верстами,
Шел тракт, на пригорках скрываясь из глаз:
Деревни, деревни, деревни с погостами,
Как будто на них вся Россия сошлась,

Как будто за каждою русской околицей,
Крестом своих рук ограждая живых,
Всем миром сойдясь, наши прадеды молятся
За в бога не верящих внуков своих.

Ты знаешь, наверное, все-таки Родина -
Не дом городской, где я празднично жил,
А эти проселки, что дедами пройдены,
С простыми крестами их русских могил.

Не знаю, как ты, а меня с деревенскою
Дорожной тоской от села до села,
Со вдовьей слезою и с песнею женскою
Впервые война на проселках свела.

Ты помнишь, Алеша: изба под Борисовом,
По мертвому плачущий девичий крик,
Седая старуха в салопчике плисовом,
Весь в белом, как на смерть одетый, старик.

Ну что им сказать, чем утешить могли мы их?
Но, горе поняв своим бабьим чутьем,
Ты помнишь, старуха сказала:- Родимые,
Покуда идите, мы вас подождем.

"Мы вас подождем!"- говорили нам пажити.
"Мы вас подождем!"- говорили леса.
Ты знаешь, Алеша, ночами мне кажется,
Что следом за мной их идут голоса.

По русским обычаям, только пожарища
На русской земле раскидав позади,
На наших глазах умирали товарищи,
По-русски рубаху рванув на груди.

Нас пули с тобою пока еще милуют.
Но, трижды поверив, что жизнь уже вся,
Я все-таки горд был за самую милую,
За горькую землю, где я родился,

За то, что на ней умереть мне завещано,
Что русская мать нас на свет родила,
Что, в бой провожая нас, русская женщина
По-русски три раза меня обняла.

1941

[Влан Сибиряк]

На врага! За Родину - вперёд!
Музыка: И. Дунаевский Слова: В. Лебедев-Кумач

Суровое время, горячее время
Пришло для Отчизны родной.
Вставай, подымайся, советское племя,
На подвиг и труд боевой!

Припев:
Тверже шаг, ряды держите строже!
С нами Сталин, с нами весь народ.
Наглый враг быть должен уничтожен, -
На врага! За Родину - вперед!

И верой и правдой достойно и смело
Отчизне послужим в бою.
Идем мы, товарищ, за правое дело -
За честь и свободу свою.

Припев.

Борьба нелегка - озверелая свора
Опасна в безумьи своем.
Все силы в кулак соберем для отпора,
Всю волю свою соберем!

1941

[Вика]

Константин Симонов

ПЕСНЯ ВОЕННЫХ КОРРЕСПОНДЕНТОВ

От Москвы до Бреста
Нет такого места,
Где бы не скитались мы в пыли.
С лейкой и с блокнотом,
А то и с пулеметом
Сквозь огонь и стужу мы прошли.
Без глотка, товарищ,
Песню не заваришь,
Так давай по маленькой нальем.
Выпьем за писавших,
Выпьем за снимавших,
Выпьем за шагавших под огнем!

Есть, чтоб выпить, повод —
За военный провод,
За У-2, за эмку, за успех.
Как пешком шагали,
Как плечом толкали,
Как мы поспевали раньше всех.
От ветров и водки
Хрипли наши глотки,
Но мы скажем тем, кто упрекнет:
«С наше покочуйте,
С наше поночуйте,
С наше повоюйте хоть бы год!»

Там, где мы бывали,
Нам танков не давали —
Но мы не терялись никогда.
На пикапе драном
И с одним наганом
Первыми въезжали в города.
Так выпьем за победу,
За нашу газету.
А не доживем, мой дорогой,
Кто-нибудь услышит,
Снимет и напишет,
Кто-нибудь помянет нас с тобой!

[Вика]

Константин Симонов

РОДИНА

Касаясь трех великих океанов,
Она лежит, раскинув города,
Покрыта сеткою меридианов,
Непобедима, широка, горда.

Но в час, когда последняя граната
Уже занесена в твоей руке
И в краткий миг припомнить разом надо
Все, что у нас осталось вдалеке,

Ты вспоминаешь не страну большую,
Какую ты изъездил и узнал,
Ты вспоминаешь родину - такую,
Какой ее ты в детстве увидал.

Клочок земли, припавший к трем березам,
Далекую дорогу за леском,
Речонку со скрипучим перевозом,
Песчаный берег с низким ивняком.

Вот где нам посчастливилось родиться,
Где на всю жизнь, до смерти, мы нашли
Ту горсть земли, которая годится,
Чтоб видеть в ней приметы всей земли.

Да, можно выжить в зной, в грозу, в морозы,
Да, можно голодать и холодать,
Идти на смерть... Но эти три березы
При жизни никому нельзя отдать.

[mpotapoff]

Это о СВЯЗИ ВРЕМЕН - того, о чем на этом форуме многие забыли:


ТАРАС БУЛЬБА

К концу уже близок геройский рассказ.
Багровое солнце висит над степями.
В дыму задыхается старый Тарас,
Прикрученый к дубу тройными цепями.

Хрипит волосатая грудь на костре,
До грузных плечей добралось ему пламя.
Он смотрит туда, где на синем Днепре
Гуляет по ветру казацкое знамя.

Сквозь пламя и дым куренным он велит
Рубиться весь век с бусурманскими псами,
И ветер степной над огнеи шевелит
Готовыми вспыхнуть седыми усами.

Мы вспомним Тараса и песню споем,
Как пули свистели в клубящемся прахе,
Как трое танкистов сгорели живьем,
Не сдавшись в неволю, на киевском шляхе.

Я знаю-отчизна им силу дала,
Им службу Тарасова кровь сослужила.
Я знаю-она в это время текла
В их черных, от пламени вздувшихся жилах.

Мы шапки над павшими снимем не раз.
С отцами бывало и с нами бывает...
...Горит над стремниною старый Тарас,
И пламя седые усы обвивает.

К. Симонов.
1942

[colaps]

Музыка: В. Соловьев-Седой Слова: Л. Давидович

Други! Где вас, милые, хорошие, искать?
Что ж вы, что ж вы весточку не можете прислать?
Что ж вы весточку не можете прислать,
На каких фронтах пришлось вам воевать?
Где вы, други?
Может, вы на юге, на Днестре, на Буге?
Где же вы?

Может, черти вас побрали?
Это вы Одессу брали?
Были мы четыре друга
Нет таких друзей.
Рассталися в Одессе мы,
А вы, а вы теперь гуляете по ней.

Други!Здесь на Балтике повеяло весной.
Ветер, ветер песню напевает над волной.
Ветер песню напевает над волной.
Неужели вы в Одессе дорогой?
Снова дома, на своих лиманах,
средь своих каштанов.
Пусть живет!

Мне пришлось с врагами драться
На Балтийском море, братцы.

Были мы четыре друга.
Но сражаясь тут,
Остался одесситом я,
А вас одесскими гвардейцами зову.