[SAW]

Существенно изменился социальный баланс российской жизни. Рабочими на предприятиях тяжелой промышленности становились в основном крестьяне (80% рабочих Сталинградского тракторного завода — бывшие крестьяне). Начался искусственный рост городов. Крестьянский поток размывал традиционную городскую культуру, уже значительно подорванную большевистскими репрессиями. Деревня оскудевала, но и настоящий город мало что приобретал от новоиспеченных горожан крестьянского происхождения. Через несколько десятилетий поэт А. Передреев (тоже, кстати, выходец из саратовской деревни) будет вынужден горько, но точно признать: «И города из нас не получилось, И навсегда утрачено село».
Пришедшие в город крестьяне постепенно размывали и ортодоксально-большевистскую власть. Россия постепенно растворяла в себе большевизм, но однако заражалась его ядами, теряя верное направление пути. К середине 80-х годов у руля государства оказались сделавшие номенклатурную карьеру российские крестьяне. Генсек ЦК КПСС, президент СССР –– М. Горбачев (ставропольский крестьянин). Его ближайший сотрудник, второе лицо в тогдашней партийной иерархии — Е. Лигачев (сибирский крестьянин). Влиятельный член горбачевского Политбюро, «архитектор перестройки» — А. Яковлев (ярославский крестьянин). Председатель Совета министров СССР –– Н. Рыжков (донецкий крестьянин). Министр обороны — Д. Язов (омский крестьянин). Секретарь Московского горкома, сторонник, а затем противник и конкурент Горбачева в борьбе за власть, президент России (1991-1999) — Б. Ельцин (уральский крестьянин). Премьер-министр России (1992-1998) — В. Черномырдин (оренбургский крестьянин).
Эти люди заслуженно выдвинулись благодаря своей энергии и способностям, но сознание этих русских крестьян, сделавших в городе успешную номенклатурную карьеру, было неизбежно дезориентировано партийно-советским воспитанием и образованием. Они были, видимо, неплохими организаторами, хорошо разбирались в тонкостях аппаратной игры, однако последствия их якобы реформаторской деятельности оказались сугубо разрушительными. Идейная причина этих неудач очевидна: отказавшись от одной утопии — большевистской (построение всемирного коммунизма), реформаторы увидели выход из исторического тупика в другой –– либерально-западнической, пытаясь перенести западноевропейские институты на российскую почву.
Режим ВК кардинально изменил отношение к труду. Была введена трудовая повинность. Труд стал принудительной, непременной обязанностью, за неисполнение которой человека ожидало либо лишение скудной продуктовой нормы (паек), либо прямая репрессия вплоть до расстрела. Это очень важное нововведение большевиков, которое не ограничивается только периодом ВК, поскольку государственное принуждение к труду стало обязательным атрибутом советского строя. Труд из естественной необходимости, из творческой потребности стал прежде всего социальной обязанностью советского человека перед государством, за неисполнение которой он подвергался уголовному преследованию (за так называемое тунеядство). Выработать на такой примитивной базе какую-то позитивную и экономически эффективную трудовую этику оказалось совершенно невозможно. Закономерное следствие ложной идеи — деградация труда, трудовых навыков и трудовых отношений.
А. Зиновьев наверное в лучшей своей книге «Коммунизм как реальность» подробно и очень ярко описал структуру советского социума 60-70 годов, основной ячейкой которого являлась трудовая коммуна. Каждый советский человек трудоспособного возраста был членом какой-либо трудовой коммуны (коллектива), множество которых собственно и составляло советское общество. Причем главным содержанием жизни этих трудовых коммун была вовсе не производительная, продуктивная деятельность, а борьба людей друг с другом за более выгодную социальную позицию. Качество жизни советского человека определялось не по общественно значимым результатам его труда, а по той социальной позиции, которую он занимал. Каждому — по его социальному положению. Таков был реальный принцип брежневского социализма. Из этого замечательного социологического открытия Зиновьева можно сделать вполне обоснованный вывод: позднейшим следствием большевистской революции стало сползание России в примитивную феодальную[10] архаику мафиозно-кланового типа, упрощение и деградация всех социальных и трудовых отношений. Это, впрочем, историческая закономерность, впервые отмеченная Л. Гумилевым: «…Там где представители антисистемы (большевики в России. –– Е. К.) захватывали власть, они отказывались от антисистемных принципов. Не отвергая их официально, они превращали захваченную ими страну в заурядное феодальное государство»[11] (выделено мной. — Е. К.).
Когда доходы старательской артели В. Туманова, занимавшейся в 80-е годы добычей золота, благодаря интенсивному и хорошо организованному продуктивному труду стали превышать содержание советских чиновников, общественно-полезная деятельность которых была весьма сомнительной, власть нашла способ остановить дело этой «трудовой коммуны», поскольку ее деятельность нарушала принципы тогдашнего «социализма» — каждому по его социальному положению. Рабочий не должен получать больше начальника, даже если рабочий что-то производит, а начальник, не участвуя в трудовом процессе, только контролирует его труд и отслеживает его доходы.
Этот конфликт производительного труда с бюрократической властью благодаря «гласности» широко освещался в прессе конца 80-х годов. Друг Туманова, известный кинорежиссер и публицист С. Говорухин напечатал статью в его защиту «Я опровергаю!». Еще раньше (в 60-е годы) такая же участь постигла передовые новации в сельском хозяйстве И. Худенко, предложившего оплачивать труд работника в зависимости от конкретных результатов. Несмотря на впечатляющие экономические результаты (производство зерна выросло в четыре раза, себестоимость зерна, наоборот, упала в четыре раза при сокращении числа работников в шесть раз) метод Худенко противоречил номенклатурно-феодальному принципу материального вознаграждения: выросшая в четыре раза зарплата работников его хозяйства превышала содержание партийных чиновников. Поэтому Худенко и его метод были обречены: инициатор, порывавший с колхозно-советской системой, был арестован, осужден и умер в тюрьме (1974).
Отметим, что, несмотря на все декларации о переходе к рыночным отношениям, эта проблема до сих пор не решена, поскольку чиновники делали свою «перестройку» не для Туманова, а для себя. Без последовательной дебольшевизации страны эту проблему неуклонной деградации трудовых отношений решить невозможно.
Государственное принуждение к труду и фактически реквизиция сельскохозяйственных продуктов за счет искусственного занижения их реальной стоимости при закупке государством, естественно, вызывали сопротивление крестьян, правда, в основном пассивное, больше похожее на саботаж. Русский писатель и публицист крестьянского происхождения Ф. Абрамов записывает в дневник 14 октября 1958 года: «Сигнализировал ли народ о неблагополучии? Сигнализировал. Он перестал работать. Всероссийский саботаж. Беспримерная в истории многолетняя забастовка крестьян по всей стране»[12].
Неизбежным результатом большевистской политики в деревне стала потеря Россией уже в начале 60-х годов своей продовольственной независимости. В 1963 году, чтобы избежать голода, вызванного не только засухой, но и бесконечными и часто бессмысленными, а то и просто вредными инициативами Хрущева, пришлось закупать за рубежом 9, 4 млн. тонн зерна, потратив на это 372, 2 т. золота — около трети золотого запаса страны[13]. В дальнейшем масштабный импорт зерна станет печальной традицией, а в 1979-1984 гг. он достигнет в среднем около 40 млн. т. в год[14]. Сейчас (2003 год) Россия потребляет в целом 36% импортного продовольствия при критическом пороге, после которого утрачивается продовольственная независимость, — 20%. Причем большие города Москва и Петербург обеспечиваются продуктами из-за рубежа на 65% и 50% соответственно (Аргументы и факты. — 2003, № 24. — С. 8). А если Запад по политическим мотивам закроет этот канал или стремительно подешевеет нефть и не будет валюты на закупку продовольствия?
Во время ВК была проведена тотальная национализация промышленности и торговли. Но поскольку большевистское государство не было национальным ни по своему составу, ни тем более по своей (марксистской) идеологии, точнее было бы обозначить этот процесс как тотальное огосударствление. Эта мера неизбежно породила невиданный даже для Российской империи рост бюрократии, поскольку частная инициатива в сфере промышленности, предпринимательства и торговли отчуждалась в пользу государства. Если 1913 году чиновники составляли 6,4% от числа работающих, то в 1929 уже 13,5% [15]. А так как государство — абстракция, то это отчуждение происходило в пользу конкретных чиновников, эффективность действий которых стимулировалась главным образом страхом перед репрессиями. При Брежневе, когда этого страха заметно поубавилось, началось медленное, но неуклонное разложение всей государственно-бюрократической системы. Партбюрократия вместе со своим бровастым вождем отдыхала от ужасов и сверхнапряжения сталинского времени, все более лениво и формально открывая рот при пении «Интернационала» на партийных съездах, но все более заглядываясь на красивую и комфортабельную жизнь «гнилого» Запада.
Этот процесс закономерно завершился номенклатурной революцией конца 80-х — начала 90-х годов, главной (хотя и скрытой) целью которой был обмен привилегий: обменять старые пайковые привилегии на новые, гораздо лучшие –– быть сверхбогатыми людьми, ничем особенно не заслужив этого богатства и никого из посторонних к нему не подпуская, сбросив с себя всякую ответственность перед страной и ее будущим.
Большевики пришли к власти на волне народной революции, на волне народных надежд на новую, лучшую жизнь. Но на эти ожидания они ответили ГУЛАГом и колхозом, а также тем еще, что ради мировой революции втянули Россию в кровопролитнейшую войну с Германией. Ельцинский режим пришел к власти на волне «перестройки» — тех же народных надежд на новую, лучшую жизнь. Ответ на эти ожидания со стороны последних, выродившихся большевиков, почему-то называющих себя «демократами» и «либералами», мы видим воочию — прозападный, мафиозно-олигархический капитализм, разрушительный и позорный для России.