РГ: Одним из оригинальных актов новой интерпретации творчества Солженицына была постановка Пермским театром оперы и балета "Один день Ивана Денисовича". Вы им довольны? Как складываются (юридически и человечески) ваши отношения как душеприказчицы с посмертными публикаторами и интерпретаторами Солженицына?
Солженицына: Разрешение поставить оперу дал сам Александр Исаевич. Я бы сама, пожалуй, не рискнула. В мае этого года я ехала на премьеру с большим интересом, но и с изрядной долей скептицизма. Но этот скептицизм был опрокинут и музыкой Александра Чайковского, и режиссерской работой Георгия Исаакяна, и работой художника спектакля. Они создали не иллюстрацию к повести, а отдельную, новую и сильную вещь. Музыка Александра Чайковского современна и в то же время органично укоренена в традиции. Это в лучшем смысле слова современное произведение. Постановка, по-моему, блистательная! Это уже самостоятельная комета, которая начала свой путь и будет двигаться, я надеюсь, триумфально. Во всяком случае, успех у премьеры был колоссальный.
Что касается моих отношений с посмертными публикаторами книг Солженицына, то с юридической стороны вопроса все просто: через полгода после смерти Александра Исаевича я вступила в права наследования, в том числе он завещал мне авторское право. И по-человечески отношения с издателями, которых сейчас больше десятка, складываются хорошо. Нигде нет даже намека на какие-либо конфликтные ситуации, хотя я довольно строго требую качества публикаций. Но меня терпят и даже говорят разные хорошие слова.
Что касается интерпретаторов... За этот год мне не поступало предложений на какие-то представления текстов Солженицына в иных жанрах. Если поступят - обсудим. А если говорить об истолкованиях и восприятиях его творчества - это не мое дело. Мое дело - точно представить его тексты, а уж как их будут интерпретировать или исследовать... Я могу возражать только в случае заведомых искажений.
РГ: Если, например, по "Ивану Денисовичу" захотят поставить балет?
Солженицына: Все зависит от того, кто, где и как.
РГ: Бывает, наследие писателя рождает сенсации спустя много-много лет, как случилось с Булгаковым или Набоковым, чей последний роман его сын публикует сегодня вопреки воле отца. Можно ли ждать сенсаций от Солженицына? Остались ли в его наследии вещи (замыслы), которые изменят наши представления о нем?
Солженицына: Я надеюсь через несколько месяцев опубликовать "Дневник романа" (дневник, который вел Солженицын во время написания "Красного колеса". - Прим. ред.). Для меня, читавшей его по мере написания, а писался он много лет, там нет сенсаций. Но мне кажется, что тот образ Солженицына, который был сконструирован, растиражирован недоброжелателями и затвердел в головах многих людей, - образ человека, который ни в чем не сомневался, все знал заранее, выстраивал какие-то концепции, а уж потом подгонял под них свои произведения, - вот этот образ будет разрушен публикацией дневника. Нет ничего более далекого от реального Солженицына, чем этот образ. Важно и то, что, когда он писал этот дневник, он и не думал публиковать его. Это Солженицын, какой он был перед самим собой. Есть и другие неопубликованные вещи. Мне они не кажутся сенсационными, потому что я именно таким и знала Александра Исаевича. Но, может быть, для каких-то читателей они станут открытием.
РГ: Как вы прожили этот год? Изменились ли ваши отношения с детьми, внуками? У вас больше времени для отдыха, для ваших увлечений: музыка, театр? Как вы отметили свой юбилей, который печально почти совпал с годовщиной смерти Александра Исаевича?
Солженицына: Время - лукавая вещь. Мне одновременно кажется, что год тянулся бесконечно и что Александр Исаевич ушел только вчера. Это загадка.
Отношения с детьми и внуками у меня всегда были тесными и хорошими, такими и остались. Изменилось разве то, что мои сыновья стали очень настойчиво обо мне заботиться, в чем пока вроде бы и нет нужды. Но меня это очень трогает. А вообще, в наших отношениях с детьми никогда не было заметного шрама возраста. Это не столько отношения отцов и детей, сколько отношения друзей, которые вполне друг друга понимают. Каждый из нас интересуется мнением другого не ритуально, не из вежливости, а потому, что ему это мнение действительно интересно.
Много лет, когда болел Александр Исаевич, я старалась все время быть с ним, не оставлять его одного. Сегодня у меня полная возможность больше бывать на концертах и выставках, но она, скорее, гипотетическая. Работы ошеломительно много, вероятно, больше, чем можно успеть до конца жизни. К тому же я эту свою работу очень люблю. Готовя его рукописи, я ясно слышу живые интонации его голоса. Мне хорошо в этой работе, и когда приходится от нее отрываться, я быстро начинаю тосковать.
О юбилее... Слово помпезное, и меньше всего тот день был похож на "юбилей". Однако ж не могу вспомнить, когда у меня был такой хороший день рождения. Сыновья полностью освободили меня от забот, когда день накануне готовишь и печешь, а потом целый день убираешь. Собралась только наша семья, но я услышала столько прекрасных и дорогих слов, о которых всякая мать и бабушка может только мечтать и которые надолго сделали меня счастливой.
"Российская газета"