– Нет, мы будем делать все, как задумали. Я же вам слово дал, – ответил Прохоров.
Так я впервые уяснила для себя третью и, пожалуй, самую важную реперную точку в характере своего новоиспеченного делового партнера, помимо упрямства и правила не сдавать своих. Слово – то, на чем держится мир человека по имени Михаил Прохоров. В этом мире любое данное обещание должно быть скрупулезно и неукоснительно выполнено. В повседневной жизни его обязательность имеет почти характер мании. Например, Прохоров не пользуется телефоном, и, чтобы связаться с ним, надо звонить в приемную. Если самая вежливая на свете приемная сообщает, что Михаил Дмитриевич перезвонит вам в 16.33, можете не сомневаться, звонок поступит ровно в 16.33 и ни минутой позже. Прохоров никогда не опаздывает и ничего не забывает. Не повышает голоса, не перекладывает вину, не избегает ответственности. Не пытается показаться вежливым и обязательным – он просто так живет.
Лично для меня это означает, что в человеческом болоте, в которое в последние годы превратился город Москва, нашелся человек с не близкой мне, но, тем не менее, «евклидовой моралью» (ТМ). В моей системе терминов «евклидова мораль» противостоит «лобачевской» – именно носители последней в большинстве населяют постмодернистский мир. Эти люди могут быть твоими друзьями, могут быть очаровательны, умны, приятны в общении – и останутся столь же приятными, сдав тебя с потрохами за три копейки. И когда ты в состоянии остолбенения спросишь какую-нибудь глупость, например: «а не стыдно ли?» – в ответ расцветет очаровательная улыбка: «Не переживай, порядочность – вообще понятие относительное». Как понятия «точки» и «прямой» в геометрии Лобачевского.
От этических и геометрических парадоксов тошнит, как от несвежей жратвы, и хочется опереться на что-то незыблемое, на простые и внятные «Начала», базовые ценности, азы нормального человеческого поведения. На умение дружить, не сдавать, не врать, поступать по-мужски, сохранять достоинство, держать слово. Очевидно, что «евклидовыми» качествами обладают не самые легкие на свете люди. Но, если потратить силы и продраться через внешнюю холодность, набор защитных масок, социопатию, часто принимаемую за аррогантность, можно обнаружить человека, к которому не страшно стоять спиной. Как и всякое субъективное суждение, моя оценка подразумевает возможность ошибки. Тем не менее я сделала ставку и намерена выиграть.
Знаю по себе, что для «евклидовых» данное им и нарушенное обещание – апокалипсис, атомная катастрофа. Именно в этом ключ к пониманию того, почему история с «Правым делом» так сильно повлияла на Прохорова. Партнеры, в которых он был уверен, его обманули, чем разрушили привычный мир. Чтобы мир вообще не исчез как таковой, Прохорову удобнее считать виноватым давнего знакомца Суркова. И идти на выборы президента как на матч-реванш.
– Вы всерьез считаете, что готовы управлять Россией?
– Несомненно! У меня достаточно знаний и жизненного опыта для того, чтобы сделать нашу страну процветающей. Я в этом абсолютно убежден.
– Звучит довольно самоуверенно.
– Разумеется, настолько масштабные задачи я еще не решал, но к решению этой задачи я готовился. Я прошел очень сложный и рискованный жизненный путь. Я пробивался сам. Последние двадцать–двадцать пять лет жил всегда на переднем фронте. Когда нужно было быть активным студентом, я был активным студентом, одновременно занимался кооперацией. Когда банки были наше все, мы делали совместно с Потаниным частные банки. Потом мы хоть и тяжело, но пережили кризис, со всеми расплатились. Когда нужно было заниматься промышленностью, я пошел в «Норильский никель» работать. А сейчас я пришел к выводу, что нужно заниматься политикой.
– А можете объяснить, зачем вам это?
– Мне все задают вопрос: «Зачем тебе? У тебя все есть, наслаждайся жизнью». Я не могу наслаждаться жизнью, потому что я хочу жить здесь, у себя на родине! Мне здесь все нравится! Я, когда иду по улицам, чувствую: это мои улицы.
– А вам Москва нравится?
– Очень! Энергетичный город, бешеный. Москва – это мой дом. Меня, например, не раздражают пробки. Это часть энергетики города. В таких городах, как Париж, я засыпаю. Норильск – очень клевый город, драйвовый, такая энергия там прет, я там даже спал меньше. Часа на полтора-два, потому что мне хватало высыпаться. Там особая энергия, и я себя очень комфортно чувствовал. Я вообще заметил, что очень хорошо себя чувствую в сейсмоопасных зонах.
– По-моему, вы единственный человек в этом мире, которому нравится город Норильск...
– А я вообще свою страну люблю! У нас то и дело брюзжит некая элита, мол, у нас лоховское население, а я им отвечаю: если говорить в ваших терминах, то я – конечная эволюция лоха. Я не собираюсь никуда уезжать, я абсолютно российский, может, только продвинутый продукт.
– То есть с народом полное единение ощущаете?
– Абсолютно!
– А как насчет православных ценностей? В Бога верите?
– Нет. Я не церковный человек. Атеист.
– Воинствующий?
– Нет, скорее вежливый.
– Как вы думаете, зачем вообще все это?
– Что «это»?
– Весь мир.
– Существует много теорий.
– Вы сами в какую верите?
– В любую. Все равно никто ничего доказать не может. Размышлять некогда – работаем с тем, что есть.
Ксения Соколова для журнала "Сноб"
Источник: http://www.snob.ru/magazine/entry/45655
http://lyubimov.com/news/docid/9FA64D