[Вика]

Испокон веку род человеческий относился к обезьяне по-разному. В далеком прошлом остались времена, когда в Древнем Египте почитали гамадрилов, а на Тибете считали, что именно в обезьяньем образе пришел в мир — и дал жизнь людским первопредкам — бодхисатва Авалокитешвара. Все изменилось с воцарением христианства: «обезьяной бога» стали называть дьявола, немало ни в чем не повинных приматов сгорело вместе с еретиками на кострах инквизиции, и даже в научные латинские названия разных видов обезьян то и дело проникали термины вроде «вельзевул» и «молох».

Свою лепту едва ли не с самого своего рождения внес и кинематограф: в 1908 году на студии «Пате» был снят фильм «Человек-обезьяна», в котором некоему господину пересаживали мозг мартышки, после чего он начинал себя вести самым неподобающим образом; фильм был снабжен рекламным слоганом, обещающим «невероятное удовольствие для всех, кто верит в теорию Дарвина». Да и потом обезьяна представала на экране то кровожадным монстром с улицы Морг, то в виде пусть по-своему обаятельного, но весьма небезопасного гиганта Кинг-Конга. Но в 1963 году все изменилось. Увидел свет роман Пьера Буля «Планета обезьян», жутковатая притча о цивилизации разумных приматов, пришедших на смену гомо сапиенсу, а в 1968 году (одновременно с другими крайне важными высказываниями об истинном месте человека во Вселенной — можно вспомнить вышедшие тогда же «Космическую одиссею», «Ночь живых мертвецов» и «Туманность Андромеды») вышла экранизация режиссера Франклина Шеффера. Экипаж космического корабля «Икар» совершал посадку на вроде бы далекой планете, где царствовали человекообразные обезьяны, построившие весьма развитое общество, а в конце концов оказывалось, что космонавты попросту вернулись на родную Землю, где им уже не было места

нечего. Ничего более антибертоновского — по стилю, по ритму, по уровню выдумки — представить себе невозможно. Единственная оригинальная находка режиссера заключалась в том, что он стилизовал обезьяний мир в традициях пеплума, высокобюджетной помпезной постановки из античных времен (даже вступительные титры беззастенчиво умыкнуты из кубриковского «Спартака»). Но и этой идеи хватило ненадолго. Было очевидно, что продюсеры требовали от Бертона отработать каждый вложенный доллар и диктовали свои условия, на которых любой шаг с асфальтированной дорожки заведомого кассового успеха рассматривался как попытка к бегству. Ив результате вместо ожидаемого шедевра на экране невыносимо долго и утомительно ухал и почесывался странный гибрид «Гладиатора» и «Поля битвы — Земля», тяжеловесный мутант, застрявший на лестнице эволюционного развития где-то между шаблонным голливудским мейнстримом и откровенным трэшем, лишенным при этом и намека на традиционное «мусорное» обаяние (что, впрочем, не помешало этой невеселой «Планете» собрать в мировом прокате 362 млн долл.). Фильм не лечит даже время — повторные просмотры не прибавляют ему очков в глазах сколь угодно снисходительного зрителя.

Первая «Планета обезьян» совершила революцию не только в жанре научной фантастики, но и в кинопроизводстве как таковом: едва ли не основной фигурой на съемочной площадке оказался не постановщик, а мастер по гриму Джон Чемберс. Перед началом съемок он дневал и ночевал в Лос-Анджелесском зоопарке, наблюдая за гориллами, орангутанами и шимпанзе, а приступив к работе, использовал навыки, приобретенные на фронтах второй мировой, где занимался пластической хирургией раненых. Кроме Чемберса над фильмом работала без малого сотня специалистов, а затраты на грим стали самыми высокими за всю историю кинематографа и составили 17% от общего бюджета. Эта до сих пор поражающая воображение работа была оценена по достоинству: при том, что соответствующая номинация была введена Американской киноакадемией только через 13 лет, а «Оскара» за грим вручали до Чемберса лишь один-единственный раз, именно он был удостоен специальной награды. На церемонии Чемберса представлял почтеннейшей публике артист Уолтер Маттау в компании наряженного в смокинг шимпанзе.