Ветеран разведки, писатель Михаил Любимов: “Самая опасная женщина — это жена!”
Когда набираешь его имя в любом поисковике, сразу выскакивает его “Операция Голгофа”. “Секретный план перестройки”, конечно, был вымыслом, но настолько достоверным, что многие, не исключая известных политиков, восприняли его слишком всерьез. Даже когда автор публично признался, что “Голгофа” — мистификация, ему не поверили. В каждой шутке есть доля шутки, особенно если ее придумал полковник КГБ.
Как и знаменитые писатели — бывшие разведчики Грэм Грин, Сомерсет Моэм или Джон Ле Карре, Михаил Любимов не скрывает несколько скептического отношения к ведомству плаща и кинжала, но именно там рождались самые замысловатые сюжеты.
— Михаил Петрович, а почему вы не стали генералом? Юрий Кобаладзе был вашим учеником, он вас обскакал по служебной лестнице.
— Я был на генеральской должности, но влюбился вот в эту женщину (показывает на жену Татьяну). Мы познакомились в Копенгагене. Она была замужем, и я был женат. Служебный роман. Когда я вернулся в Москву и подал на развод, меня поставили перед дилеммой: если ты остаешься в системе, то возвращаешься в семью. Тебя, конечно, покарают немножко, сошлют куда-нибудь в Софию, а потом вернешься, и дело это забудется. Но разве возможно склеить разбитую чашку? Если бы я порвал с Татьяной, то не стал бы писателем.
— Почему к разводу относились так жестко?
— Дело в том, что у меня это был второй развод.
— То есть вы рецидивист?
— Да, я был рецидивист. Один раз еще можно, но два… Крючков ни разу не разводился, у Андропова в молодости был развод, но об этом все забыли.
— Вы ушли из КГБ без сожаления?
— Во всяком случае, драмы не было. Мне так все это надоело, вся эта система, я хотел стать писателем. Я сказал Крючкову: “Ну так увольте меня” — и написал заявление по собственному желанию. Мы расстались мирно. Крючков попросил, чтобы я давал ему читать свои произведения, я был польщен, но ничего ему, конечно, не посылал.
— У вас вообще могла быть династия. Ваш папа работал в органах, почему сын Саша (знаменитый тележурналист Александр Любимов. — Е.С.) не пошел по вашим стопам?
— Его никогда не тянуло, и я не советовал. Меня отец тоже отговаривал: “Зачем ты идешь в эту систему?” Он работал в контрразведке, а я рвался в разведку.
— Золотой медалист, выпускник МГИМО, вы могли сделать блестящую дипломатическую карьеру.
— В 58-м я уже уехал в Финляндию по линии МИДа. Меня заткнули в консульский отдел посольства, в основном визы печатать. Я представлял, как буду это делать до конца дней своих, и в то же время там такие процветающие мужики из разведки на шикарных машинах разъезжали. Мидовцы тогда ездили только на “Волгах”, и то не все, а те все на “иностранцах”. Я стал сотрудничать. В частности, было у меня задание — разрабатывать одну очень прыщавую финку из американского консульства. Мне сказали: “Ты смотри!” — а я и не собирался крутить с ней роман, потому что и не продрался бы сквозь эти прыщи.
— Часто приходилось использовать женщин?
— Конечно. Хотя я должен вам сказать, что у нас в КГБ, к сожалению, все это было обставлено жуткими условностями. Нет чтобы просто соблазнить женщину! Тебе прикажут записать все на магнитофон. Вообще, это крайний случай, мне никогда не хотелось связываться, потому что потом не вылезешь. Прежде всего из-за своего начальства. У меня довольно много было женских разработок, и некоторые оказались успешными. Я помню, была у меня одна шифровальщица, я ее завербовал на идейной основе, потому что она верила в прогресс человечества, ненавидела американцев.
— Это в Англии было?
— Я не буду говорить. Она все пыталась завлечь меня в свои сети и затащить в постель. Старше меня на 10 лет, она выглядела как мама моя, поэтому встречаться с ней в ресторанах было неудобно и неконспиративно: меня принимали за жиголо, поэтому я к ней домой ездил. А там у нее были все возможности меня соблазнить, но мы говорили на идеологические темы. На какой-то юбилей я подарил ей камень якобы докембрийского периода, как символ нашей веры. Потом я передал ее на связь другому товарищу.
— Как ваша жена относилась к таким служебным обязанностям?
— Естественно, жена ничего не знала. Нормальный разведчик жене вообще ничего не рассказывает. Были болтуны, у которых в результате ничего не выходило. Запрещено обсуждать такие темы, тем более в помещениях, где могут быть разные подслушивающие устройства. Вообще, жены мешают работать в разведке. Жена — это самое опасное.
— Без санкции руководства нельзя было вступить в интимные отношения с понравившейся женщиной, которая была к тому же у вас в разработке?
— Это криминал. Вы же ее разрабатываете, и если все пройдет удачно, то передадите ее коллеге, но она будет ожидать от него продолжения. Меня, кстати, и не тянуло. Все они были не в моем вкусе и представляли лишь оперативный интерес.
— Как вы относитесь к советским фильмам про разведку?
— Профессионалам вообще не надо смотреть кино про себя. Но я смотрю с удовольствием, мне интересно. “Семнадцать мгновений” очень уважаю, видел много раз. Тогда кино зависело от КГБ. Зампреды Цвигун и Цинев были консультантами фильмов. Мне Юлиан Семенов рассказывал: “Я придумываю, а мне говорят: нельзя, потому что это секретно!” Многое запрещалось, но что-то подсказывалось. Но то, что сейчас снимают, — ужас! Бегают по крышам, стреляют — это не разведка, а спецназ. Что сценарист нафигачит, то и будет.