[Вика]

ТЕЛЕСОБЫТИЕ

Исповедальный сериал «Подстрочник» (канал «Россия») особый восторг вызвал у либеральной общественности. Подробный, честный, пристрастный, простодушный (даже до саморазоблачительности) рассказ Лилианы Лунгиной для тех, кто не ослеплён гением Троцкого и Чубайса, подтвердил кровную связь нынешних либералов с большевиками. Она в отделённости от остального народа и неуёмном желании переделать мир (не себя, но мир). Я полемизирую, конечно, не с замечательной переводчицей «Карлсона» (умершей в 98-м году), а с теми, кто её рассказ беспрекословно восхищённо и «мудро» интерпретирует.

В книге «Крутой маршрут» Евгения Гинзбург, человек, действительно мудрый, приходит к выводу, что лагерь это – божья кара. Она, как и многочисленные «дети Арбата», жила в коммунистическом раю с соответствующими грёзами и интригами, влюблялась, веселилась, ездила беззаботно отдыхать на Чёрное море… а в это время (многие с 1917-го года) остальная страна голодала, корчилась, харкала кровью революционных экспериментов. И только после немыслимых (особенно для женщины) колымских мук она осознала свою ответственность за принадлежность к большевикам. А значит, за расказачивание по приказу Свердлова и Троцкого, за сотни тысяч тамбовских крестьян, уничтоженных Тухачевским и латышскими стрелками, за кровавую продразвёрстку, за трагические судьбы тех, чьи квартиры на Арбате после революции заняли «комиссары в пыльных шлемах». К сожалению, этого осознания в фильме нет. Возможно, Лилиана Зиновьевна об этом говорила, но в фильм подобные размышления не вошли.

Обаятельная, остроумная женщина замечательно рассказала свою жизнь, но это должны сделать – и телевизионщики обязаны для этого расстараться – тысячи ныне ещё живущих свидетелей эпохи, они дополнят её летопись. Например, моя мама, ровесница Лилианы, часто рассказывает о своей голодной юности; о том, как рано умерла от испанки её мать; как погиб дядя Кузьма, после того как он, церковный староста, стал во главе выступивших против разрушения староверческого храма в Новозыбкове; о рытье траншей на подступах к Москве в 41-м; о тушении зажигалок на крышах; о гибели отца в блокадном Ленинграде; да и о финской войне, когда она, как и другие студентки, приходила в госпиталь ухаживать за тяжелоранеными… Об этом не рассказала студентка ИФЛИ, она не была тогда в полной мере «с моим народом, там, где он к несчастью был». Впрочем, Лилиана Зиновьевна самокритично вспоминает о непонимании друзьями-ифлийцами её бегства в Набережные Челны в самом начале войны. Кстати, мою маму в ИФЛИ «смотрящий» энкаведешник Яша точно бы не пропустил. Как не пропустил бы никого из детей уничтоженных классов: дворян, купцов, духовенства, да и из крестьян (не из кулаков ли?)…

Но тем не менее сериал, повторяю, удивительный. Крайне интересна затронутая в фильме тема большевистских контор «Экспорт-импорт», в одной из которых в Берлине в 20-е работал отец героини. ТВ должно продолжить это исследование, масштабы воровства и предательства в этих конторах сравнимы с преступлениями приватизаторов 90-х. Открытием для меня стало то, что Лунгина была видным членом диссидентского движения, её рассказ о деятельности тех, кто, как потом выяснилось, метил в коммунизм, а попал в Россию, крайне познавателен.

Светла и трогательна часть повествования, посвящённая мужу Лилианы Семёну Лунгину, их «весёлой любви», длившейся 49 лет. Когда инициатор показа Леонид Парфёнов в анонсах к фильму говорит о том, что после «страшного русского XX века» останется только культура, то он, я полагаю, ошибается. Не только культура, останется и любовь, которая, думаю, покорила всех слушателей монолога…

Неожиданная, даже мистическая удача сериала и всей семьи Лунгиных – нянька Матрёна. Эта малограмотная крестьянка, беззаветно служившая семье, на тех фото, что нам показали в фильме, удивительно похожа на Григория Распутина (Семён Лунгин потом написал о нём сценарий «Агонии») и… на Петра Мамонова, который впоследствии стал альтерэго Павла Лунгина. Рассказ же о похоронах Матрёны в её родной деревне, организованных вынянченным ею, уже взрослым Пашей, – повествовательный шедевр, исполненный нежности и вместе с тем неразгаданности тайны этой простой русской тётки, в конце сериала ставшей чуть ли не главной его героиней. Уверен: не было бы Матрёны, не было бы «Острова». Жаль, что ни она, ни Лилиана Зиновьевна до него не дожили…

Удача «Подстрочника» говорит о необходимости его продолжения с новыми героями (необязательно диссидентами-эмигрантами). Хорошо бы услышать исповедь яркого человека не с арбатскими, а скажем, с иркутскими корнями. Хватит ли для такого подвига нашему ТВ смелости – обыкновенной, человеческой, а не той интеллектуальной, о которой много говорилось в сериале, приводящей подчас к Гражданской войне и ваучерной приватизации?

"Литературная газета"