[Вика]

3 марта 1917 года исполком Петросовета постановил арестовать династию Романовых и предложил Временному правительству произвести арест. Однако 6 марта министр иностранный дел П.Н. Милюков запросил Великобританию о возможности выезда Николая II в эту страну. Через три дня Лондон ответил согласием.

Еще в 1910 году английский король Георг V писал своему двоюродному брату и русскому императору: «Да, мой самый дорогой Ники, я надеюсь, что мы всегда будем продолжать нашу с тобой дружбу; ты знаешь, я неизменен… и помни, что ты всегда можешь рассчитывать на меня как на своего друга». Однако 10 апреля 1917 года Георг V под давлением левых кругов взял обратно королевское слово.

Между тем 7 марта 1917 года Временное правительство приняло постановление об аресте Николая II и его супруги, а 8 марта исполком Петросовета постановил арестовать царскую семью. С 9 марта Николай II вместе с семьей находился под арестом в Царском Селе.

Постановления об аресте не имели законного основания, поскольку им не предшествовало никакого расследования и не было повода для ареста. Однако правительство создало особую комиссию с целью изучения материалов для предания суду Николая II и его супруги по обвинению в государственной измене. Комиссия усердно старалась добыть компрометирующие документы и свидетельства, однако не добыла ничего, подтверждающего обвинение. Николай II, его супруга и дети были невиновны. Но вместо того, чтобы заявить об этом, демократическое правительство во главе с юристом решило отправить царскую семью в Тобольск, «ввиду близости Царского Села от неспокойной столицы».

Семью доставили туда в начале августа и держали под арестом в губернаторском доме. Здесь и застал ее захват власти большевиками. В дневнике государя остались такие слова: «Тошно читать описание в газетах того, что произошло… в Петрограде и Москве! Гораздо хуже и позорнее событий Смутного времени!».

В конце января 1918 года совнарком принял решение перевести Николая Романова в Петроград для предания суду. Однако ни перевод в Петроград, ни суд не состоялись. Перед большевиками вставал вопрос: за что судить? Только за то, что он родился наследником и был императором? И за что судить его супругу? За то, что супруга? А в чем можно обвинить больного мальчика и юных девушек? К тому же суд над ними мог быть только открытым. Поэтому получалось, что всех осудить не удастся даже большевистским судом.

Кроме того, главным обвинителем намечался Троцкий. Можно представить: оголтелый, машущий руками Лев Давидович и Смиренный Православный Царь. Закончивший гимназию и университет Ленин мог почувствовать, что такая дуэль нежелательна.

Решением ВЦИК весной 1918 года Николай II был вместе с семьей переведен в Екатеринбург. А 19 мая в протоколе ЦК РКП(б) появилась запись, что переговорить с уральцами о дальнейшей участи Николая поручается Свердлову. И в начале июля в Москву для обсуждения вопроса о расстреле царя прибыл военный комиссар Уральской области большевик Ф.И. Голощекин, которого Свердлов знал по совместной подпольной работе.

Тем временем, 13 июня под Пермью большевики без суда и следствия расстреляли и ограбили великого князя Михаила Александровича – того, который ходил с красным бантом после победы Февральской революции, и ничего не делал против большевиков. В самом деле, не судить же лишь за то, что у человека фамилия Романов?

Наконец, 16 июля через Зиновьева в Кремль на имя Ленина и Свердлова передана телеграмма Голощекина и бывшего соседа Ленина по «пломбированному вагону», члена президиума Уралсовета Г. И. Сафарова из Екатеринбурга. Телеграмма местных большевиков вождю своей партии и председателю ВЦИК сформулирована так, что отсутствие ответной телеграммы с запрещением предстоящего расстрела рассматривалось как согласие на расстрел. Ленин и Свердлов дали как минимум молчаливую санкцию на совершение преступления. Есть и исторические источники, в которых сообщается, что Ленин дал прямое предписание расстрелять.

В ночь на 17 июля Николай II и его семья были без суда и следствия убиты чекистами под командованием Юровского в подвале дома инженера Ипатьева. А 18 июля по докладу Свердлова ВЦИК и совнарком официально одобрили и тем самым покрыли это преступление, что, по меньшей мере, есть соучастие в нем.

21 июля в Казанском соборе на Красной площади в Москве совершалось патриаршее служение литургии. После чтения Евангелия патриарх Тихон неожиданно начал говорить: «Мы должны, повинуясь учению Слова Божия, осудить это дело, иначе кровь расстрелянного падет и на нас, а не только на тех, кто совершил его. Не будем здесь оценивать и судить дела бывшего государя: беспристрастный суд над ним принадлежит истории, а он теперь предстоит пред нелицеприятным судом Божиим, но мы знаем, что он, отрекаясь от престола, делал это, имея в виду благо России и из любви к ней… Он ничего не предпринимал для улучшения своего положения, безропотно покорился судьбе… и вдруг он приговаривается к расстрелу где-то в глубине России, небольшой кучкой людей, не за какую-либо вину, а за то только, что его будто бы кто-то хотел похитить. Приказ этот приводят в исполнение, и это деяние – уже после расстрела – одобряется высшей властью. Наша совесть примириться с этим не может. И мы должны во всеуслышание заявить об этом, как христиане, как сыны Церкви. Пусть за это называют нас контрреволюционерами, пусть заточают в тюрьму, пусть нас расстреливают».

Патриарх говорил с волнением и тихо. В соборе почувствовали «облегчение от сознания, что заговорили те, кому следует говорить и будить совесть. Правда, на улицах говорят различно, некоторые злорадствуют и одобряют убийство…», - свидетельствовал в те дни на Помесном Соборе Русской Православной Церкви протоиерей П.Н. Лахостский.

Причем, патриарх поверил заявлению ВЦИК от 19 июля; в нем уверялось, что решение о расстреле принято в Екатеринбурге, а супруга и дети эвакуированы в надежное место. Какие бы слова сказал патриарх, зная, что большевики зарезали невинных девушек с последующим раздеванием для труположества и ограблением?

Нет таких слов.