[........]

Мозг команды

Об игре Черенкова написано и сказано немало. Наверное, не будет преувеличением сказать, что Федор был олицетворением футбольной чистоты, прямо-таки футбольной святости. Практически все игроки того состава от Дасаева до Родионова периодически подвергались обструкции со стороны болельщиков и журналистов. Все, кроме Черенкова. Когда говорят, что десятка "Спартака" была его мозговым центром, это больше чем просто оценка его игры. "Спартак" начала и середины 80-х играл в странный, немножко инфантильный, но очень привлекательный футбол. Вся команда Бескова, исполняла какой-то старомодный танец на поле длинные веерные атаки, с большим количеством передач и потрясающей на общем фоне культурой паса, яркие, умные комбинации и конечно, фирменные "стеночки", доведенные, как говорил один из известных пианистов, "до абсурда".

Не выдерживая удушающего прессинга, "Спартак" "ломался" в прямом и переносном смысле перед немцами и французами - командами темповыми, жесткими и мощными, но зато как же красиво Черенков и кампания расправлялись с консервативными англичанами, раз за разом, вспарывая оборону прямо по центру!

В середине 80-х, на фоне всеобщего упадка, когда три-четыре точных паса подряд считались показателем класса, а игрок, обладавший умением выдать точную передачу, причем последнюю передачу вообще ценился на вес золота, Черенков выглядел эдаким вундеркиндом. Он никогда не бил сильно, все голы, забивая мягко, предпочитая либо несильно бить низом, либо перебрасывать мяч через вратаря. Его голы "Астон Вилле" и бразильцам на Маракане это золотой фонд "Спартака". Черенков умел делать на поле ту работу, которая была под силу лишь единицам. Но главное, за что его любили, без преувеличения, безумно он дирижировал на поле незаметно и скромно, беззаветно и искренне. Когда в еврокубковом матче с АЕКом его удалили с поля, большего гнева болельщиков нельзя было представить как, удалить с поля "Федю" да ведь он же мухи не обидит, его самого надо защищать!

Наверное, футбольная искренность лучший термин для описания игры Черенкова.

Олицетворение футбольной чистоты

Существует особая категория футболистов, которые навсегда остаются в памяти народа. Их помнят и любят не за титулы и звания, а за красивую и изящную игру, за ту радость, которую они дарили. Все это, без сомнения, относится к Фёдору Черенкову. Курчавый новичок появился в "Спартаке" в конце 70-х годов. Бесков доверял Черенкову ("люблю умных игроков"), Фёдор постепенно набирался опыта. К середине 80-х годов Черенков становится ключевым игроком "Спартака", мозговым центром игры красно-белых. В 1987 и 1989 годах "Спартак" становится чемпионом страны.

Год спустя Фёдор вместе с Сергеем Родионовым уезжает в заштатный парижский клуб второго дивизиона "Ред Стар". Но зарубежная карьера не удалась. Фёдор и Сергей вернулись на родину.

Осенью 1994 года был устроен прощальный матч Черенкова. "Спартак" встречался с итальянской "Пармой". Это был один из самых грандиозных бенефисов отдельно взятого футболиста в новейшей футбольной истории. Рыдающий стадион, море цветов, блестящая игра Мастера - все это было в тот день в Петровском парке. Черенков ушел красиво.
Десятки тысяч человек стали свидетелями последнего матча одного из лучших футболистов нашего футбола.

Фёдора Черенкова недооценивали тренеры сборной, но это компенсировалось любовью болельщиков. Все-таки удивительный человек Фёдор Черенков. Футболист, который по своему футбольному интеллекту и пониманию игры просто обязан был постоянно играть в сборной, он сравнительно редко привлекался в нее. И что еще более обидно эта недооценка не стала для сборной роковой, наоборот, именно эпоха 80-х стала для советского футбола последним на сегодня триумфом, Черенков тем временем стал едва ли не последней легендой советского футбола, став вместе с тем и его жертвой.

Есть игроки, чье имя неразделимо с именем своего клуба. Таким был великий Яшин в "Динамо", Стрельцов в "Торпедо", Кипиани в Тбилиси, и так далее. Черенков и "Спартак" действительно близнецы-братья. Правильно и логично, Черенков играл за самый популярный клуб страны, именно по игре заслуживший эту свою популярность, но лавры чемпионов и героев доставались в основном не ему и не его команде, а всем другим. Но видимо, существует особая категория футболистов, которые навсегда остаются в памяти народа. Их помнят и любят не за титулы и звания, а за красивую и страстную игру, за ту радость, которую эта игра дарила.

"ЧЕРЕНКОВ"

В финале посвященного ему телефильма, по не известным мне причинам так и не дошедшего до экрана, он, отвечая на вопрос, как ему в смысле достатка живется после футбола, говорит: на сервелат пока хватает, а не хватит, то и бутербродиком, если только сыр будет, вполне удовлетворюсь. Грех же жаловаться, если и профессорам сегодня копейки платят.

Редкий, по-моему, случай спокойного согласия с тем, что есть. Но Черенков и человек редкий, и редкий в несомненности своего величия игрок. И редкое для всех нас везение, что массами понят и принят он, персонаж из нетронутого китчем фольклора, безоговорочно. Со всеми странностями своими и внеклассовой отрешенностью, которые толпа редко прощает и самородкам-гениям.

У него и на поле, и тем более в жизни не было и нет имиджа - даже когда в один из сезонов сделал себе завивку и вышел играть с кудрями. Он привлек к себе приученную кичиться силой державу некамуфлируемой сутью - не бойцовской удалью, а храброй беззащитностью таланта.

В Боброве, скажем, или в Стрельцове виделось все-таки нечто былинное. Фёдора же Черенкова в кино лучше всего изобразил бы, пожалуй, Леонид Быков, тот самый, что "В бой идут одни старики". Вместе с тем футбол в исполнении этого вечного - по манере держаться на людях - подростка всегда оставался самым что ни на есть изысканным. Без малейших скидок для профанов. Повальная любовь к нему (не помешавшая, однако, краже черенковской "Волги") превращалась в форму игрового ликбеза. Сложность футбола вдруг делалась общедоступной. Эффект его воздействия чем-то напоминал мне песни Высоцкого.

...Романцев очень расположил меня к себе 17 мая 1994 года, в день, когда провожали из футбола Фёдора.

Черенков стоял под холодным весенним дождем в плотно прилипшей к телу футболке, а на фотографиях получился в просторной кожаной куртке. Ее накинул ему на плечи - причем жестом это движение не назовешь, раз никто его не заметил, - Олег Иванович.
Мне показалось, что бывший партнер, покинувший команду более чем десятилетием раньше, лучше всех проникся состоянием чествуемого - внезапным одиночеством посреди торжества в честь того Фёдора Черенкова, которого больше не будет, от которого сам же виновник торжества сейчас и уедет в безвестность никого никогда не заинтересующей частной жизни на подаренном ему красном джипе. Еще я понял, но уже позднее, что, подобно генералу, представляемому Жженовым в фильме про войну, Романцев хотел показать своим отеческим действием: "Все, что могу..." На тренерской скамейке "Спартака" Черенков совсем недолго усидел - сдвинулся в закулисную тень заслуженной благотворительности и не более.

Черенков объявился в конце семидесятых. И в бесковском толковании "Спартака" почти сразу сделался фигурой самой что ни на есть опорной в тренерских замыслах. Умевший бывать беспощадным и порой несправедливым к тем, кто склонен к ослушанию, Константин Иванович к Фёдору подходил по-особому - с неизменной бережностью, никогда не насилуя его волю. А ведь по своему психофизическому типу Черенков - игрок, при всей покладистости в быту, весьма трудно управляемый. Футболист подобного склада вынужден с большей внимательностью прислушиваться к себе, чем к тренеру. И Бесков, неожиданно для знавших его непреклонность, с этим смирился, отлично представляя, какие дивиденды команде приносит самостоятельность погруженного в собственные футбольные мысли Черенкова.

Восьмидесятые - время противостояния Москвы (в лице "Спартака") Киеву: фаворитами теперь объективно были динамовцы. Дело даже не в том, что Лобановский свой футбол декларировал как современный, а футбол по Бескову считал вчерашним днем. Бескову уверенности в себе было не занимать, но Константину Ивановичу приходилось признавать, что у оппонента возможности для комплектования получше.

Любимец Бескова оставался всегдашним его козырем в матчах против Лобановского. Но когда Валерий Васильевич вез на мировой чемпионат команду, собранную из игроков своего клуба, он ее Черенковым не усиливал. И знатоки огорчались, но вслух не сетовали: очевидным было, что при функциональных возможностях Фёдора, более скромных, чем у киевлян, он доктрине Лобановского не соответствует. Жаль, однако, что и Бесков, когда в Испании на чемпионате 82-го формально возглавлял тренерский триумвират, не имел возможности привлечь в национальную сборную Черенкова, признанного через сезон лучшим футболистом СССР.

Проведший в сборной более десятилетия Фёдор Черенков так и не выступил ни на мировом, ни на европейском турнирах, что не помешало ему отличиться в исторического значения матчах. Например, забить решающий гол бразильцам на Маракане.

В сезоне 93-го Черенков снова играл за "Спартак". Ему шел тридцать четвертый год. Это уже был "Спартак" Пятницкого и Ледяхова, Цымбаларя и Никифорова, Радченко и Бесчастных. Из компании полевых игроков, сколоченной Бесковым, оставался лишь Родионов. Но Сергей играл уже редко, немногим больше, чем дебютанты Тихонов с Кечиновым. А Черенков, пусть далеко не всегда полностью, но провел тридцать один матч. Мне кажется, что этим подаренным пришедшему поколению прощальным партнерством Романцев продлил сколько мог невозвратимое.