Если брать расчеты, производимые учеными того времени, то уже к середине ХХ века мы должны были бы иметь в 2 раза больше, чем имеем сейчас населения» — продолжает г-н Лавров. Странно, что маститый историк не указал истинного автора этого демографического прогноза — великого русского химика Д.И. Менделеева, а вдвойне удивительно доверие ученого к его выводам — ведь демографы на практике давно отказались от примененного Менделеевым метода — математической экстраполяции в будущее данных о естественном приросте населения за какой-то отрезок времени в прошлом. Подобный примитивный расчет по сложным процентам на сколько-нибудь длительный срок выявил свою полную несостоятельность, ибо не принимает во внимание предстоящие изменения в половозрастной структуре населения, в соотношении городского и сельского населения и многие другие факторы, определяющие рождаемость[53].
«Есть разные оценки населения империи к началу Первой мировой войны» — между тем подхватывает В.А. Никонов. - «Они от 170 до 180 млн. человек». По идее, доктор исторических наук не должен путаться в таких ключевых сведениях, однако в этом случае высказывание г-на Никонова нуждается в поправке — численность населения Российской империи накануне Первой мировой войны насчитывала 185,2 млн человек, что составляло не 14% от общемирового народонаселения, как указывает В.А. Никонов, а 10%[54], и это — не мелочь даже в планетарном масштабе, что бы пренебрегать ею. К тому же «демографический взрыв» наблюдался скорее в 1861–1865 гг., после отмены крепостного права; показатели рождаемости в указанный период по большинству губерний превышают хваленые данные «на 1913 год»[55]:
Губернии Рождаемость
1861-1865 гг. 1911–1913 гг.
Архангельская 41,1 43,5
Астраханская 50,3 54,1
Виленская 50,2 30,6
Витебская 48 33,3
Владимирская 52 40,2
Вологодская 46 47
Волынская 46,9 39,5
Воронежская 46,3 48,8
Вятская 54,9 51,3
Гродненская 50,2 32,8
Екатеринославская 55,5 43,7
Земли Войска Донского 48, 9 50,5
Казанская 48 42,8
Калужская 50 46,5
Киевская 46,7 37,5
Ковенская 42,3 27,3
Костромская 48 45,1
Курляндская 36, 2 24,6
Курская 53,5 46,4
Лифляндская 40,6 22,6
Минская 53 37,5
Могилевская 50,8 36,8
Нижегородская 52,7 46
Новгородская 45,7 42
Олонецкая 48,5 45,8
Оренбургская 55,3 53,7
Орловская 58,1 44,8
Пензенская 51,3 43,7
Пермская 55,2 55,2
Подольская 45,7 36,7
Полтавская 53,8 36,5
Пковская 51,1 39,1
Рязанская 52,7 40,6
Самарская 58, 2 55
Саратовская 54 47,2
Симбирская 52,4 49,5
Смоленская 54,1 44,9
Таврическая 49 42,8
Тамбовская 51,6 47,2
Тверская 48,7 40,1
Тульская 55,9 40,4
Харьковская 53,1 43,9
Херсонская 53,5 43,8
Черниговская 54,9 39,7
Эстляндская 39,1 24,6
Ярославская 45,4 36,4
Далее в фильме речь заходит о процветании многонационального народа Российской империи, причем зрителю предлагается поговорить «о конкретных цифрах». Что ж, господа, извольте, но – «заметьте, не я это предложил!»©.
«Рабочий самой низкой категории получал 130 копеек в день» — столь высокой поденной заработной платы не получали даже чернорабочие столицы, довольствовавшиеся 1 рублем 10 копейками. При этом, например, в Казанской губернии эта цифра составляла 60 копеек, а в Тамбовской — и того меньше, 54 копейки. В целом, поденную зарплату в сумме более 1 рубля накануне Первой мировой войны получала лишь треть всех рабочих в стране, тогда как заработок от 50 копеек до 1 рубля — половина от их общего количества[56].
«...учитель начальной школы — до 2500 рублей в год...» — по официальным данным министерства народного просвещения, в год свыше 1/3 учителей начальной школы получали менее 200 руб., ¼ учителей — менее 100 руб., довольно значительное количество педагогов получали менее 50 руб., а были и такие, которые денег вообще не получали (находились на натуроплате)[57];
«...врач — 900 рублей в год...» — заработок фельдшера уездной земской больницы составлял максимум 500 рублей в год[58].
Как видим, «конкретные цифры» в указании заработной платы населения тогдашней России не сходятся у авторов «Сорванного триумфа» с действительностью; уж не потому ли, что они взяты с потолка?..
Дабы проверить это предположение, обратимся к сведению о ценах на продукты питания, приводимые в фильме:
«...курица стоила 40 копеек...» — средние расценки накануне Первой мировой войны: в Санкт-Петербурге — 97 копеек, в Москве — не ниже 93[59];
«...буханка ржаного хлеба — 3 копейки...» — в действительности это средняя цена всего лишь фунта ржаного хлеба. Вдобавок к концу 1914 г. цены на продовольственные товары повысились на 25%, а к концу 1915 г. выросли на 122% по сравнению с их довоенным уровнем[60];
«...бутылка водки — 17 копеек...» — мерная бутылка водки составляла 1/16 казённого ведра. Даже в удаленной от столицы с её кусачими ценами Подольской губернии ведро водки стоило 8 руб. 40 коп.[61], что в пересчете на бутылки превышает указанную в фильме цену в 3 раза;
«...съём хорошей квартиры обходился в 155 рублей в год» — данное определение весьма обтекаемо, однако если в качестве таковой взять пятикомнатную квартиру с отоплением, освещением и обстановкой — то её наем обходился в 718 рублей 80 копеек, причем отнюдь не в Петербурге, а в Киеве. За 155 же рублей там же можно было разве что умереть от голода в очень хорошей, но максимум однокомнатной квартире.
Таким образом, вместо «конкретных цифр» вниманию зрителей предстает не менее конкретная ложь.
От неё диктор обращается к золотому русскому рублю — в период царствования Николая II одной из самых твердых валют в мире. И едва ли не впервые за весь фильм точные данные по международному курсу рубля по отношению к германской и французской валютам оказываются достоверными! Разве что создатели «Сорванного триумфа» умалчивают о том, что кроме британского фунта стерлингов и доллара САСШ, рубль опережали португальская крона, египетская и турецкая лиры, а японская иена буквально наступала ему на пятки[62].
|