Показать сообщение отдельно
  #33  
Старый 16.07.2009, 20:34
Аватар для Вика
Вика Вика вне форума
Супер-модератор, Администратор
 
Регистрация: 20.08.2008
Адрес: Pоссия, Москва
Сообщений: 29,146
Сказал(а) спасибо: 1,252
Поблагодарили 2,206 раз(а) в 1,639 сообщениях
Отправить сообщение для Вика с помощью ICQ Отправить сообщение для Вика с помощью MSN Отправить сообщение для Вика с помощью Skype™
По умолчанию

«ЗАБУДЬ ВСЕ, ЧТО ТЫ ВИДЕЛА...»

В первый день выхода на работу Степан Даричев меня спросил: «Ты лошадь запрягать умеешь?» Я удивилась: «Господь с вами, откуда мне знать, как запрягать лошадь!» Оказалось, без этого здесь нельзя просуществовать. «Ты должна каждый день ездить по колхозам и собирать данные», – сказал редактор. Целый день он учил меня запрягать лошадь. Оказалось, что не так уж это безумно сложно. И буквально на третий день я поехала на лошади в ближайшую деревню. Я дико волновалась, потому что все ждала, что лошадь распряжется. Так я оказалась в татарской деревне. В правлении еле-еле разговаривали на русском, но этого оказалось достаточно, чтобы понять – урожай не убран, поскольку основная рабочая сила мобилизована в армию, а женщины находятся на торфяных разработках. В общем, нарисовали мне страшную картину упадка хозяйства. Я записала все это и поехала назад. На обратном пути в глухом лесу моя лошадь остановилась. Уже темнело, стал завывать ветер, становилось страшно. От отчаяния я начала с лошадью разговаривать, трепать ее ласково, в конце концов, со слезами уткнулась в ее загривок. Она посмотрела на меня своими огромными глазами, и, мне кажется, ей стало меня просто жалко. И лошадь пошла... Потом я с лошадью уже обходилась очень даже ловко. Великая формула – все достигается упражнениями – подействовала и в этом случае. В общем, пришла я в редакцию и начала рассказывать Даричеву о колхозных бедах. «Надо бить тревогу!» – говорю я ему. А он мне в ответ: «Забудь все, что ты там увидела. Сейчас мы вместе напишем статью. Пиши: «Вовремя убран хлеб...» По словам редактора, в газете должны быть только жизнеутверждающие, полные надежд и хороших перспектив, материалы. «Зачем же вы меня посылали в колхоз?» – спросила я в недоумении. Даричев сказал: «По колхозам надо ездить – с нас это требует начальство. А писать будем только о положительном». Я была чертовски растеряна. Он, заметив это, сказал: «Меня поначалу это тоже смущало. До войны позволялись какие-то критические вещи, но очень мало. А сейчас на совещании нам сказали – в газете должен быть только оптимизм». Надо отметить, что жизнь в Набережных Челнах и работа в районной газете для моего понимания сути советской системы сыграло огромную роль. До этого я думала, что все аресты по политическим мотивам происходят только в городах. А тут я обнаружила, что вся страна находится под тем же гнетом. Каждый второй, в лучшем случае третий человек «изымался» из общества. Аресты шли повсюду. В близлежащих деревнях не было фактически ни одного дома, из которых не уводили бы по ночам. Сажали за пустяки – за горсть пшеницы, за опоздание (был специальный декрет – по нему сажали за 20 минут опоздания на работу). Как мне потом объяснил Даричев, существовала даже разнарядка на район – сколько в этом месяце должно быть взято под стражу людей. Был план на аресты – такое, думается, забывать не стоит.

Набережные Челны стоят на старом кандальном пути в Сибирь. И по-прежнему по этому кандальному пути гнали людей. Там я первый раз увидела колонну заключенных. Это был женский этап – измученные, босые или в обмотках, они стояли с жалкими котомками, и вокруг них бегали своры собак. У меня было впечатление, что я смотрю дикий фильм. Никогда не думала, что такое можно увидеть в жизни. Тогда в 21 год я остро почувствовала, что мне не хочется жить. Возникало ощущение, что злодейство настигло такого накала (одни люди равнодушно смотрят на других истерзанных под пытками людей), что ты больше в этом действии под названием «жизнь» участвовать не хочешь. А потом эту картину я наблюдала регулярно. И стала привыкать. Человек ко всему привыкает...

ДВА ЛЕДЯНЫХ БРЕВНА

В середине зимы оказалось, что нам платить нечем за комнату. К тому моменту дочка хозяйки уже щеголяла в моих нарядах. И это ее нисколько не смущало. Она мне говорила: «Раньше вы жили хорошо в Москве, а теперь мы за ваш счет хоть немножко хорошо поживем». Тем не менее, вещи закончились, и нам надо было куда-то съезжать. То, что я зарабатывала, едва хватало на полуголодную жизнь. Были карточки, по которым полагалось немножко сахара и водки, их мама меняла на хлеб. Снимать комнату нам было просто не на что. И тут нас выручил Даричев. Наша редакция состояла из трех комнат. Даричев «изъял» одну из них, прорубил отдельный вход и поставил там две раскладушки для нас с мамой. Надо сказать, что это был акт великой милости. Но комнату нечем было еще и топить, ведь редакцию почти не топили. Положение было ужасное – от холода у нас зуб на зуб не попадал, по утрам невозможно было встать с раскладушки. И тогда Даричев в какой-то конторе выписал для нас два бревна, которые остались вмерзшими в Каму. Их надо было как-то вырубить из льда. И целую неделю после работы, в сумерках, мы с редактором ходили выколачивать эти бревна из Камы. Я все время плакала, мне было стыдно, что редактор после тяжелого дня шел к этим бревнам. Мне кажется, он очень меня жалел. Даричев еще успел довезти эти бревна до редакции и даже расколол одно на дрова. А потом он ушел на фронт.

Зимой Челны были абсолютно оторваны от мира. Поэтому, когда начиналось судоходство, все челнинцы выходили на пристань – встречать первые пароходы. Я тоже пошла встречать пароходы. И вот однажды на верхней палубе я увидела Асю Гольден, подругу одного из моих товарищей. Она тоже заметила меня. Она схватила свой чемоданчик и сошла. Эта встреча была немыслимым счастьем. Но Ася мне сообщила, что два моих товарища погибли в первых боях. Ася Гольден собиралась ехать медсестрой в ту военную часть, в которой служил ее жених. А сейчас направлялась в Чистополь, к своим родителям, чтобы проститься. Я напросилась проводить ее и уехала в Москву на два месяца. Вернувшись в Челны, я нашла свою маму в отчаянии. А жизнь в Челнах стала еще тяжелее. Даричев ушел на фронт. Вместо него была поставлена номенклатурная тетка, которая во время моего отсутствия уволила меня и требовала освободить помещение. Надо было как-то зарабатывать на жизнь. Мама пыталась делать куклы – что-то типа дедов морозов. Но эстетическому представлению жителей Челнов они не соответствовали. Куклы не продавались. Нам пришлось переехать с мамой в деревню, в которой был заводишка, перегонявший из картошки спирт. Туда меня взяли лаборанткой. Но в первый же день работы я установила, что анализы не делаются. Потому что картошка тут же в печке пеклась, и она шла на еду. А цифры об изготовленном спирте брались просто из потолка. Так удалось продержаться еще одну голодную зиму. А потом нам прислали пропуск, и мы вернулись в Москву.

КОММЕНТАРИЙ ПО ПОВОДУ

Как сообщил «Вечерке» краевед Анатолий Дубровский, вызывают сомнения сведения о заключенных, которые, по словам Лунгиной, останавливались на улице Центральной в здании тюремного типа. Могло ли такое заведение находиться на одной улице вместе горкомом партии и исполкомом Челнов – большой вопрос. Что же касается масштабов эвакуации, то известно, что во время войны численность населения Челнов увеличилось в полтора раза – с 9 тысяч до 13 тысяч человек. Это произошло за счет приезда людей из Москвы, Ленинграда, из бывших областей Польши, вошедших в состав Белоруссии. Среди эвакуированных также были жители Тулы, Могилева, Витебска, Калинина, Мурманска и т. д.



На снимке: Лилианна Лунгина (на фото слева) была одной из четырех тысяч эвакуированных в Челны

"Вечерние Челны"
__________________
С уважением,
Вика
Ответить с цитированием