Большое спасибо за все комментарии на мое сообщение, постараюсь ответить по мере возможности. Начну с конца:
Цитата:
Сообщение от Виктор К
Обратим внимание на первые слова. Боятся - значит, уважают.
1) Россия была сильным государством
2) Александр III получил прозвище миротворец.
В годы его правления Россия не знала войны.
Я не сомневаюсь в значительных заслугах царя-реформатора Александра II, но не всё так однозначно, как представляется Н.Е.Врангелю.
|
Вижу, что Виктор К.- лучший участник форума, поэтому мне даже как-то неудобно ему говорить, что уважение и страх – вещи
совершенно неравнозначные. Если кто-то и боялся России времен Александра III, то насчет уважения к ней в то время обольщаться особо не стоит.
Давайте будем честными с самими собой и спросим себя, что есть страх, а что уважение. Уважаем ли мы
Японию? Не то слово. Но вот боимся ли мы ее? Скажете тоже, это крошечное островное государство, да еще без армии… А
Швецию? С чего это вдруг ее бояться? Вот уважать ее есть за что - работать умеют, да и создали не только эффективную и грамотную экономику, но и такие социальные гарантии, которые некоторым социализмам и не снились. Или возьмем
Китай, который по размерам и тем более населению будет нам поближе. Испытываем ли мы страх перед их армией и ракетами? Ну, только если
очень сильно себя настроить…. А так они скорее вызывают уважение и даже восхищение своим трудолюбием, сумасшедшими темами развития, слаженной работой, сплоченностью, наконец. И уж если и говорить о каком-то там страхе, то наша некоторая обеспокоенность по отношению к этой стране вызвана, пожалуй, не их армией и ракетами (которые вроде бы и призваны устрашать), а абсолютно мирной способностью этих людей добиваться невероятных успехов в любом деле, за которое они возьмутся – видимо, за этим чувствуется огромный потенциал нации и стремительность ее развития. Если
такие захотят, то…
Те же страны, к непредсказуемым действиям которых мы действительно испытываем страх,
уважения не вызывают совершенно – какое тут может быть уважение, если их действия не подчиняются никакой логике и пониманию? Размахивают своим оружием, как дубиной в каменном веке, и ни договориться с ними, ни переубедить, ни даже просто понять их невозможно...
Россия при Александре III действительно хорошо развивалась, но отнюдь не благодаря усилиям
этого государя - рельсы, по которым тогда двигалась Россия, были прочно заложены его предшественником –
реформатором Александром II.
Сын всего лишь пожинал плоды труда своего отца. Мощная, грамотная и сплоченная армия конца 19 века, основанная на совершенно новых, нежели при Николае I, принципах (о которой вы говорите как об основе мирного царствования Александра III), была создана усилиями
Дмитрия Милютина – сподвижника Александра II и лучшего военного министра за всю историю России. Экономика страны смогла интенсивно развиваться в конце 19 века только после того, как было убрано ярмо, в течение долгих столетий связывавшее инициативу и энергию обычных людей –
крепостное право, так лихо отмененное Александром II.
В России, наконец, зародились первые ростки
гражданского общества и начали давать долгожданные плоды все остальные реформы этого царя… Не зря С.Ю.Витте вспоминал Александра II и его реформаторское время с огромной благодарностью:
«То, что у нас ныне есть светлого, это дело его рук, его воли. Он сделал столько, сколько никто до него не сделал. Россия преобразилась, она удесятерила свои силы, свой ум и свои познанья»
А в чем же тогда выдающаяся роль Александра III? Почитайте любое официальное описание его царствования, и вы не увидите ни инициатив, ни сколько-нибудь значимых решений этого государя – одно только бездарное и ненужное завинчивание гаек по самому застарелому российскому образцу, которое, в конечном итоге, и привело к тому, что наш котел все-таки взорвался…
Впрочем, о некоторых любопытных деталях «мирного и мудрого» правления Александра III вы все же узнаете из воспоминаний того же Николая Врангеля:
«После того, как к власти пришел Александр III и Победоносцев стал фактически управлять делами, стало модным преследовать сектантов. Это были штундисты, молокане, духоборы — все честные, трезвые и много работающие люди, потому что в основе их доктрины было нравственное усовершенствование, а не простое исполнение обрядности. Молокане в Турецкой войне оказали русской армии неоценимые услуги.
Все нужное для войск было перевезено ими, во многих случаях бесплатно. Но Победоносцеву, а через него и Царю они были неугодны, и против всех сектантов начался жестокий поход. В Закавказье он, как известно, кончился массовым выселением молокан в Америку. Ушло их около сорока тысяч, и самый богатый район в России превратился в пустыню. Остались там жить армяне и татары, племена, враждебные России.
Закончив столь успешно с Закавказьем, Победоносцев свою деятельность перенес в Тверскую, Кубанскую и Донскую области. Всюду начали шнырять “миссионеры внутренней миссии”, своего рода духовные шпики-ищейки, и духовные дела о совращениях и отпадениях от православия, оканчивающиеся в случае обвинительного вердикта ссылкой на каторгу или поселение, в случае оправдательного вердикта — административной высылкой из края, стали плодиться и множиться. Дела эти подлежали решению не присяжных заседателей, а коронного суда, и в большинстве случаев приговоры были обвинительные. Разгром сектантства был полный.
После прихода к власти Александра III все, кто мог, старались следовать завету князя Мещерского “Надо где-то поставить точку. У детей кухарок книги надо отобрать, так как читать им совершенно ни к чему”. У правительства, казалось, была одна-единственная цель — превратить Россию в стоячее болото, вернуть ее к тому состоянию, в котором она пребывала в благословенные для многих времена Николая Павловича. Реализовать этот идеал полностью было невозможно, но распоряжения держаться такого курса были, и людей, желавших исполнения этих распоряжений, было более чем достаточно. Темные силы начали бесшумно, избегая, насколько это было возможно, публичности, тайно, как воры в ночи, разбирать и разрушать все, что осталось от предыдущего царствования. Но укрепить самодержавие, а это было единственной целью Александра III, им не удалось, потому что полностью подавить дух людей невозможно, так же как и невозможно остановить ход истории.
Насколько я помню, погромы начались при Александре III, но только при Николае II они сделались неотложной принадлежностью русской цивилизации. Разносторонним версиям либеральной печати, что погромы создаются самой администрацией, я не верил и не верю, невзирая даже на постыдное дело Бейлиса. Погромы имели место потому, что власть, несмотря на ее суровость, изо дня в день становилась беспомощнее, уже страдала зачатками паралича и не была в силах сдерживать природные грабительские инстинкты толпы. Грабить помещиков и буржуев еще не дерзали и начали с евреев, потому что они были слабые и беззащитные. Впоследствии, видя, что это безнаказанно сходит с рук, перешли и к достижениям великой русской революции, к повальному грабежу и смертоубийству.
Даже в самых консервативных кругах характер правления Александра III и его правительство поколебали уверенность в разумности и необходимости самодержавия. Если уважение к самодержавию уже исчезло до революции, больше всех виноват в этом Александр III. К концу правления Александра III русское общество и задумывающиеся люди понимали, что автократия свой век отжила и быстро приближается к своему концу.
По этому поводу я вспоминаю мою последнюю встречу со Скобелевым. Он тогда только что вернулся из Текинского похода. Скобелев Александра презирал и ненавидел:
«А все-таки в конце концов вся их лавочка полетит тормашками вверх. Полетит, — смакуя каждый слог, повторил он, —
и скатертью дорога. Я, по крайней мере, ничего против этого лично иметь не буду». Через несколько недель после этой встречи Скобелев внезапно умер; он умер в Москве после обеда, на вершине своей славы. Противоречивые рассказы о его смерти продолжаются по сей день.
Александр III воспринимал власть не как священную обязанность с вытекающей из нее ответственностью, но как данную ему лично привилегию, которая позволяла, не размышляя, следовать своим капризам. Представить себе, с каким опасением смотрела Европа на такого рода соседство, нетрудно. Всем казалось, что под владычеством такого самодержца общественная жизнь как будто успокоилась и ничего больше не происходит. Но это было только поверхностным впечатлением. Ненависть оппозиционно настроенных кругов не стала слабее, а возросла до уровня взрыва. Здравомыслящие и либерально настроенные круги и представители земства стушевались, и их присутствие в общественной жизни стало почти незаметным. Они привыкли к усталости, глядя, как правительство давило каждую независимую мысль и каждое независимое усилие...
Крепостники от власти, поддерживающие автократию, осмелели и появились на подмостках сцены с видом победителей. Настало время “Святой дружины”, добровольных шпионов, охраны, чиновников-провокаторов. Гниение традиций, которые до тех пор поддерживали нравственный статус и человеческие ценности,
началось».
(Н.Врангель «От крепостного права до большевиков», гл.4)