[Вика]

Доля князей

Невский был в отличие от своего брата предельно адекватен. Он сумел стать не просто данником, но младшим партнером Батыя, чем спас Русь от вырождения и геноцида.

Евразия была издревле вызовом для наших предков, а после монгольского нашествия стала судьбой. Она может нравиться или не нравиться, но надо помнить изречение древних римлян: «Того, кто согласен с нею, судьба ведет, кто ей сопротивляется, того тащит силой».

Невский однозначно выбрал первый вариант. Надо иметь в виду, что его подчеркнутый лоялизм мог иметь не только отдаленные последствия – возвышение его потомков и освобождение Руси под их руководством – но и близлежащие. Сын Бату Сартак, ставший побратимом Невского, принял православие. Если бы он правил более-менее продолжительное время, а не скончался вскоре после восшествия на престол, Улус Джучи (Золотая Орда) мог бы достаточно быстро христианизироваться и русифицироваться. Не исключен был вариант схожий с античным, когда «Греция, взятая в плен победителей диких пленила».

Однако сему не суждено было сбыться, и Невскому пришлось иметь дело с братом Бату, суровым мусульманином ханом Берке. Именно у него он вымолил прощение для русских городов, восставших против монголов.

В 1262 году вечевые собрания Ростова, Суздаля, Владимира и Ярославля призвали горожан подниматься на бой с оккупантами. В этот период сбор дани на Руси был отдан на откуп мусульманским купцам, которые повсеместно чинили откровенный произвол. Весьма характерно, что выступление было чисто демократическим по духу и составу участников. Никто из князей его не поддержал. Не только Невский, но и другие понимали – монголам им нечего противопоставить.

Александру удалось убедить Берке, что впредь вечевых мятежей он не допустит, и отряды карателей не были посланы на Русь. Справедливости ради отметим, что аргументы Невского были восприняты еще и потому, что властитель Золотой Орды как раз в это время ввязался в затяжной конфликт с иль-ханом Ирана Хулагу. Распылять силы ему было не с руки.

В дальнейшем русские князья, используя, когда надо монголов, вели планомерную борьбу с демократическими тенденциями на местах. Причем, не только в интересах оккупантов, разумеется. Напротив, используя их, как «крышу», они укрепляли собственную власть. Характерно, что именно Дмитрий Донской ликвидировал в Москве должность тясяцкого (глава городского ополчения), который искони считался представителем интересов демоса.

Монголы же, как и всегда, действовали абсолютно прагматично. Если демократические тенденции им мешали, они их помогали выжигать, а если, напротив, были выгодны, брали «под крыло». Так, когда новгородцы выгнали брата Невского Ярослава Тверского (тот не соблюдал оговоренные «контрактом» права горожан), то его апелляции к хану Менгу-Темиру дали обратный ожидаемому эффект. Властитель Орды велел князю пойти навстречу требованиям новгородцев, и впредь не самоуправствовать. Почему он не поддержал верного вассала вполне понятно. Ханы были живо заинтересованы в процветании вольного торгового города. Доходы, поступавшие оттуда, были весомым вкладом в ордынский бюджет. Поэтому устраивать погром на берегах Волхова, с их точки зрения, было все равно, что резать курицу, несущую золотые яйца. Кстати, много позже помочь новгородцам в борьбе с Иваном III пытался хан Ахмат.

Взаимоотношения князей и веча весьма характерны. Если в домонгольский период легитимность того или иного Рюриковича во многом основывалась на воле народа (вече могло изгнать неадекватного князя и предложить «стол» более подходящему), то под властью Орды князья обретали почти полную независимость, как от демоса, так и от аристократии. Главное было «дружить» с ханом. Ярлык был безоговорочным властным мандатом. Если, кто-то пытался его оспорить, можно было «метнуться» в Сарай и привести с собой монгольских всадников, которые популярно объяснили бы, кто и почему «в доме хозяин».

Именно здесь истоки самодержавной убежденности в праве на свою полную бесконтрольность со стороны подданных.

Делите на два

Стратегия потомков Невского уже при Иване Калите (князь Московский 1325 – 1340 г.г.) принесла им очень хорошие дивиденды – право сбора дани было передано монголами князьям. Да, при них были ханские «комиссары», но они сами теперь стали оккупационной администрацией. То есть, степень доверия к ним со стороны ханов значительно возросла. И это позволяло наращивать финансовый и силовой потенциал.

Выступление Дмитрий Донского было удачным, поскольку в этот период в Орде случилась «великая замятня» - лютая схватка за власть между царевичами-чингизидами. Дело в том, что, хотя Монгольский Порядок не имел ни малейшего отношения к демократии (Темучин - созидатель одной из наиболее могучих «властных вертикалей» в истории), тем не менее, ханов все-таки выбирали. Не «граждане», разумеется, а степные князья, но претендовать на власть в Золотой Орде, например, мог в принципе любой потомок Джучи (старшего сына Чингисхана).

Прежде верховным арбитром в их конфликтах выступал Великий Хан, непосредственно правивший Китаем. Но как раз в этот период монгольская династия Юань, в Поднебесной была свергнута. Фактически, паневразийская монгольская империя перестала существовать с момента воцарения в Китае национальной династии Минь. Соответственно, не стало «старшего брата» и каждый улус окончательно, уже не де-факто, а де-юре превратился в самостоятельное государство.

Мамай не был чингизидом и прав на трон не имел. Поддерживал же он конкурентов Тохтамыша, поэтому, когда последний взял верх в гражданской войне, то, формально он не мог вменить в вину князю Дмитрию Куликово поле. Но сам Донской, охваченный «головокружением от успехов», дал понять новому хану, что платить впредь не собирается. Поход на Москву стал карой именно за это.

Но, что характерно, взять штурмом монголы ее не смогли. Посулив в случае сдачи города, неприкосновенность его защитникам, они учинили резню. Но разыскивать и наказывать Дмитрий Тохтамыш не стал. Более того, даже подтвердил вскоре его ярлык на Великое княжение. Он уже не мог себе позволить тратить силы на Руси. Впереди маячила схватка за власть над Евразией с самим Тимуром. И ему нужна была не выжженная, а покорная Русь, способная предоставить в его распоряжение, как финансы, так и ратников.

Орда неуклонно слабела, а Москва набирала силу. И уже Василий, сын Донского, снова позволяет себе вопиющую неаккуратность в выплате дани. И через четверть века после тохтамышевского похода, войско карателей снова подступает к стенам Москвы. Но на этот раз взять ее они не смогли и, разорив окрестности, отступили. Именно этот год – 1408-ой можно считать абсолютно знаковым. С этого момента отношения Сарая и Москвы никак нельзя рассматривать, как «иго» (этот термин, впрочем, вообще, не вполне адекватен).

Князья, потомки Невского, теперь то платили, то не платили (в зависимости, от внешнеполитической ситуации), но монголы уже не имели сил для жесткого контроля над своими данниками. Ситуация начинает стремительно меняться. Теперь многие татарские князья переходят на службу Москве.

А в 1453 году Городец на Волге и его окрестности были отданы Василием II царевичу-чингизиду Касиму с его ордой. До этого они размещались по разным городам и весям и раздражали русских. Во избежание столкновений на национальной почве, князь выселил наемников на окраину своего государства, которую они были призваны оборонять от набегов своих сородичей.

Поэтому 1480 год, когда случилось «Стояние на реке Угре», в результате которого Русь якобы и освободилась от власти монголов, - дата абсолютно символическая.

Таким образом, возникает вопрос: откуда взялись пресловутые «300 лет татаро-монгольского ига», которые по сей день поминают «всуе» даже люди, претендующие на власть над умами сограждан? Это миф, порожденный русофобией и плохими знаниями арифметики.

Полноценный оккупационный режим на Руси длился никак не более века. Смягченный, когда функции «полицаев» выполняли местные князья, – вплоть до периода Дмитрия Ивановича и сына его - Василия. Напомним, что погром Северо-Восточной Руси Батыем случился в 1238 году. То есть, реальный исторический срок «ига» примерно вдвое меньше мифологического.