[Монархист]

весна 42 года. Еще снега было много, и был такой приказ - всему населению от 16-ти до 60-ти лет выйти на очистку города от снега. Когда мы ходили еще на Неву за водой и очереди были, даже за хлебом по талонам были очереди, и очень страшно было ходить, ходили вдвоем, потому что хлеб вырывали из рук и прямо тут же съедали. На Неву идешь за водой - трупы валяются повсюду. Вот тут стали забирать девушек 17-ти лет в НПВО. Повсюду разъезжал грузовик, и девушки подбирали эти трупы замороженные и свозили. Однажды, уже после войны, промелькнуло в одном киножурнале про место такое, это было у нас на Маклино. А в Коломягах было на Аккуратова, около психиатрической больницы Степана Скворцова, и тоже до самой почти крыши сложены были.

Мы до войны два года снимали дачу в Коломягах, и хозяйка этой дачи, тетя Лиза Каякина, прислала своего сына с предложением нам перебраться туда. Пришел он пешком, через весь город и мы собрались в этот же день. Он пришел с большими санками, у нас двое санок было, и мы погрузились и поехали, это приблизительно начало марта. Дети на санках и мы трое эти санки тащили, а еще же поклажа, что-то взять надо было. Отец ходил куда-то на работу, и мы с мамой ходили его провожать. Почему? Началось людоедство. И в Коломягах я знала семью, которая этим занималась, они как раз были довольно-таки здоровые, их судили потом, после войны. Больше всего мы боялись быть съеденными. В основном вырезали печень, потому что остальное - кожа и кости, это я сама своими глазами все видала. У тети Лизы была корова, и она поэтому-то нас и пригласила: нас спасти и обезопаситься, к ней забирались уже, разбирали крышу, убили бы их, конечно, из-за этой коровы. Мы приехали, корова висела на веревках к потолку подвязанная. У нее оставались еще какие-то корма, и корову стали доить, доилась она плохо, потому что тоже голодала. Тетя Лиза меня посылала через дорогу к соседке, у нее был сын, они очень голодали, мальчик уже не вставал с постели, и я носила ему немножко, грамм 100 молока. В общем, она съела своего сына. Я пришла, спрашиваю, а она говорит - его нет, он ушел. Куда он мог уйти, он стоять-то не мог уже. Я чувствую запах мяса, и пар валит.

http://www.iremember.ru/content/view...0/1/1/lang,ru/

"Язык грудного младенца прилипает к гортани его от жажды; дети просят хлеба, и никто не подает им. Евшие сладкое истаевают на улицах; воспитанные на багрянице жмутся к навозу. Наказание нечестия дщери народа моего превышает казнь за грехи Содома: тот низринут мгновенно, и руки человеческие не касались его. Князья ее [были] в ней чище снега, белее молока; они были телом краше коралла, вид их был, как сапфир; а теперь темнее всего черного лице их; не узнают их на улицах; кожа их прилипла к костям их, стала суха, как дерево. Умерщвляемые мечом счастливее умерщвляемых голодом, потому что сии истаевают, поражаемые недостатком плодов полевых. Руки мягкосердых женщин варили детей своих, чтобы они были для них пищею во время гибели дщери народа моего. Совершил Господь гнев Свой, излил ярость гнева Своего и зажег на Сионе огонь, который пожрал основания его. Не верили цари земли и все живущие во вселенной, чтобы враг и неприятель вошел во врата Иерусалима. [Все это] - за грехи лжепророков его, за беззакония священников его, которые среди него проливали кровь праведников" (Плач. 4:4 - 13)