[Андрей 57]

В предыдущем своем сообщении я привел воспоминания современников


Далее:

Монархические симпатии русского народа были по-прежнему сильны. Многие крестьяне ждали и верили, что Царь-Батюшка скоро снова вернется к власти и жизнь пойдет по-старому. Очевидцы, например, рассказывали: когда Николая Второго перевозили из Тобольска в Екатеринбург, в одной из деревень крестьяне, узнавшие Царя, обрадовались, считая, что он возвращается в столицу занять престол. "Слава Богу, снова порядок будет", — говорили крестьяне. о чем писал уже уважаемый tutchev

Не только крестьяне желали возвращения Царя, но и многие горожане, солдаты, матросы, уставшие от дикого произвола и государственной анархии. В дневнике З.Гиппиус за 18 ноября 1918 года сохранилась следующая запись:

"Сегодня в Петропавловской крепости И.И.Манухин при комиссаре-большевике Подвойском разговаривал с матросами и солдатами. Матрос прямо заявил:

— А мы уже Царя хотим.

— Матрос! — воскликнул бедный Ив.Ив. — Да вы за какой список голосовали?

— За четвертый (большевистский).

— Так как же?..

— А так. Надоело уже все это...

Солдат невинно подтвердил:

— Конечно, мы Царя хотим..."



К мысли о необходимости возрождения царской власти приходила и некоторая часть либеральной интеллигенции. Только последние хотели воцарения монарха, послушного их воле и играющего чисто декоративную роль (пример — Англия). Один из таких "монархистов" — Б.Э. Нольде размышлял в 1918 году: "Конечно, на восстановление у нас в России Бурбонов мы, левые, не согласны, но на "Орлеанов" — пожалуй".

Первые попытки убить государя предпринимаются еще с тайного одобрения Временного Правительства, но по разным причинам они не удались. Вся семья Романовых была вывезена в Тобольск, где содержалась под наблюдением комиссара Временного Правительства Панкратова.

После захвата власти большевиками на некоторое время возникла ситуация, позволявшая спасти Государя. В 1917-18 годах в Москве и Петербурге существовали монархические организации, готовившие спасение Царской Семьи. Были подготовлены группы офицеров, которых в конце 17-го года направили в Тюмень и Тобольск, но последние, в ожидании приказа — упустили время.

После разгона Учредительного собрания в январе 1918-го года царская фамилия начинает свозиться на Урал. В феврале великого князя Михаила Александровича конвоируют в Пермь, в конце апреля в Екатеринбург из Тобольска также перевозят Николая Второго, Царицу и дочь Марию, а чуть позднее и остальных детей; в мае в Алапаевск под охраной привозят великую княгиню св. Елизавету Федоровну, великих князей Иоанна, Константина и Игоря Константиновичей, Сергей Михайловича и князя Владимира Павловича Палей.

Первой царской жертвой идеологов "мирового интернационала" становится брат Царя великий князь Михаил Александрович. В ночь с 11-го на 12 июня 1918 года группой работников ЧК и советской милиции великий князь был увезен вместе со своим личным секретарем в глухое место под Пермью. Здесь обоих убили, зарыли в землю, а их личные вещи убийцы поделили между собой. Хотя акция осуществлялась представителями советской власти, официально было объявлено, что великий князь бежал в неизвестном направлении.
Решение об убийстве Царской Семьи было принято Лениным и Свердловым, и поддержано практически всеми членами большевистского руководства. При всей ненависти большевиков к духовным основам России их руководители понимали действительное значение Царя как духовного вождя нации, самим фактом своего существования способного объединить ее в одно целое. До тех пор пока был жив Русский Царь как Верховный вождь нации, как символ единства России, ни Временное правительство, ни "мировой интернационал" не были уверены ни в прочности своей власти, ни в эффективности своих мер по разрушению и расчленению России. Позднее Л.Троцкий(Бронштейн) признавался в своих воспоминаниях, что больше всего большевики боялись, как бы белые не провозгласили возвращение Царя и восстановление царской власти, ибо видели в этом неминуемую гибель советского режима.

Руководство подготовкой убийства царской семьи осуществлялось Яковом Свердловым, который через своего старого соратника по террористической деятельности 1905-1907 годов Шая Голощекина подобрал непосредственного исполнителя убийства Царя. Нашелся Янкель Хаимович Юровский — внук раввина, как пишет Платонов: "Личность абсолютно безнравственная, с ярко выраженными садистскими наклонностями, прославившийся жестокими расправами над русскими людьми в застенках ЧК". Вместе с Голощекиным Юровский входил в состав Уралсовета. Для совершения цареубийства был сформирован специальный штаб, куда кроме упомянутых лиц входили старые большевистские террористы: А.Г.Белобородов, С.Е.Чуцкаев, Г.И.Сафаров, Ф.Ф.Сыромолотов, П.З.Ермаков, П.Войков.


Первоначально планировалось осуществить убийство Царя якобы при попытке к бегству. Для этого один из соратников Ленина — Пинхус Войков (Вайнер) составил фальшивое письмо к Царю будто бы от имени офицеров, пытавшихся его спасти. Провокация не удалась — Государь не поддался, поэтому чекистам оставалось только прямое убийство...

"Твой крестный путь принесет Тебе небесные награды, Родная, там будешь по воздуху ходить, окруженная розами и лилиями. Душа выросла, — то, что раньше стоило Тебе один день мученья, теперь год терпишь, и силы не ослабели. Через крест к славе. Все слезы, Тобою пролитые, блестят как алмазы на ризе Божьей Матери; ничего не теряется, хорошее и плохое, все написано в книге жизни каждого; за все Твои мученья и испытания Бог Тебя особенно благословит и наградит. "Кто душу свою положит за друзей своих". Да, моя маленькая Мученица, это все в пользу Тебе. Бог попустил эту странную ругань, клевету и мучения — физические и моральные, которые Ты перенесла. Мы никогда не можем отблагодарить за все, лишь в молитвах, чтобы Он и впредь Тебя сохранил от всего. Дорога к Нему одна, но в этой одной масса других, — и все стремимся дойти до пристани спасения и к вечному свету. А те, кто по стопам Спасителя идут, те больше страдают. Избранные крестоносцы... Господь скорее слышит молитвы тех, кто перестрадал, но веру не потерял. Не вспоминай все больное, но лучи солнца, которые Он посылает"

(от 19 апреля 1918года).

Это одно из последних писем Великих Княжен князю Э.А.Эристову. Императрица делает приписку: "...Весна идет, солнце светит, пташки чирикают, все просыпается — проснитесь и вразумитесь, бедные, серые, обманутые люди. Христос да воскреснет во всех сердцах. Маме поцелуй. Благослови Вас Бог. Желаю счастья и здоровья"...


Один из последних свидетелей последних дней жизни Царской Семьи — протоиерей Иоанн Сторожев, совершавший последние богослужения в Ипатьевском доме.

"Пользуюсь моментом, чтобы сделать общее замечание по поводу моих показаний. Исключительные условия, при которых мне приходилось воспринимать все эти посещения дома Ипатьева, а с другой стороны, совершенно исключительные внутренние переживания за время нахождения там — естественно препятствовали мне быть только спокойным наблюдателем, со всею правильностию оценивающим и точно запоминающим все наблюдаемые явления и лица. Тем не менее, я употребляю все усилия к тому, чтобы показание мое было точно и оценка наблюдаемого объективна.

Итак, облаченные в священные ризы, взяв с собой все потребное для богослужения, мы вышли из комендантской в прихожую. Комендант сам открыл дверь, ведущую в зал, пропуская меня вперед, со мной шел отец диакон, а последним вошел комендант. Зал, в который мы вошли, через арку соединялся с меньшим по размеру помещением — гостиной, где ближе к переднему углу я заметил приготовленный для богослужения стол. Но от наблюдения обстановки зала и гостиной я был отвлечен, так как, едва переступил порог в зал, как заметил, что от окон отошли трое: это были Николай Александрович, Татьяна Николаевна и другая старшая дочь, но которая именно, я не успел узнать. В следующей комнате, отделенной от залы, находилась Александра Федоровна, две младшие дочери и Алексей Николаевич. Последний лежал в походной (складной) постели и поразил меня своим видом: он был бледен до такой степени, что казался прозрачным, худ и удивил меня своим большим ростом. В общем, вид он имел до крайности болезненный, и только глаза у него были живые и ясные, с заметным интересом смотревшие на меня — нового человека... Около кровати стояло кресло, в котором сидела Александра Федоровна, одетая в свободное платье, помнится, темно-сиреневого цвета. Никаких драгоценных украшений на Александре Федоровне, а равно на дочерях, я не заметил. Обращал внимание высокий рост Александры Федоровны, манера держаться, манера, которую нельзя иначе назвать, как "величественной". Она сидела в кресле, но вставала бодро и твердо каждый раз, когда мы входили, уходили, а равно и когда я по ходу богослужения преподавал "мир всем", читал Евангелие или мы пели наиболее важные молитвословия. Рядом с креслом Александры Федоровны, дальше по правой стене, стали обе их младшие дочери, а затем сам Николай Александрович. Старшие дочери стояли в арке, а, отступая от них, в зале стояли: высокий пожилой господин и какая-то дама (мне потом объяснили, что это были доктор Боткин и состоящая при Александре Федоровне девушка).... Комендант стоял все время в углу залы...