На что опираются авторы легенд о "заговоре" Великой Княгини Марии Павловны Старшей и Великих Князей Кирилла, Бориса и Андрея Владимировичей? Исключительно на великосветские сплетни об отношениях в Императорской Фамилии, обраставшие чудовищными "подробностями" благодаря стараниям левой прессы.

Что касается мемуаров, используемых против Владимировичей, то их круг ограничивается сочинениями М. Палеолога, М. Родзянко и В. Пуришкевича. Для полноты мы добавим сюда еще туманные намеки, содержащиеся в воспоминаниях княгини Палей, морганатической супруги Великого Князя Павла Александровича.<См. в: Страна гибнет сегодня. М., 1991: Кн. О. В. Палей, Мои воспоминания о Русской революции, с. 183-184.>

Перед анализом этих источников считаем важным сказать несколько слов об общей атмосфере, существовавшей в Императорской Семье. Было бы ошибкой скрывать, что в этой области далеко не все обстояло благополучно. Государь Император Николай Александрович тепло и сердечно относился почти ко всем своим родным

Творцы мифа настойчиво проводят мысль о том, что Государь Император Николай II всегда предубежденно относился к семье Великого Князя Владимира Александровича. Чтобы разоблачить эту ложь, достаточно взять в руки Дневники Николая II.

Эти Дневники, которые Государь вел регулярно в течение многих лет, свидетельствуют о некоторой замкнутости его характера. Государь Император был не из тех, кто поверяет дневникам сокровенные мысли. Записи ограничиваются изложением событий за день, далеко не всегда полным. Но тем ценнее для нас каждое эмоциональное высказывание, встречающееся на страницах Царского дневника.

В записи за 14 ноября 1894 года (день его свадьбы) Государь отмечает: "Шаферами у меня были: Миша, Джорджи, Кирилл и Сергей".<Дневники Императора Николая II, М., 1991, с. 48.> Как видим, Великий Князь Кирилл Владимирович был шафером на государевой свадьбе вместе с родными братьями Царя Великими Князьями Михаилом и Георгием Александровичами. Читая дневник дальше, мы постоянно встречаем в нем упоминания имен Великого Князя Владимира Александровича ("дяди Владимира"), Великой Княгини Марии Павловны ("тети Михень") и Кирилла. Государь отмечает все встречи с ними — от официальных до домашних, за обедом или чашкой чая.

В 1896 году Великий Князь Кирилл Владимирович становится флигель-адъютантом Государя, а в 1897 году ему доверяется почетная миссия - впервые поднять над Порт-Артуром русский флаг. На следующий год Великий Князь блестяще выполняет порученное ему Императором дипломатическое задание в Японии, где он представляет особу Государя при дворе Императора Мэйдзи (Муцухито).

Когда началась Японская война, Великий Князь Кирилл, состоявший в то время в чине капитана 2-го ранга, сразу же отправился на театр военных действий. 2 марта 1904 года Государь помечает в своем дневнике: "Кирилл прибыл в Порт-Артур". Находясь на борту броненосца "Петропавловск" в момент его гибели рядом с вице-адмиралом Макаровым, Великий Князь чудом избежал смерти. Контуженный и обожженный, помятый взрывом, он 40 минут продержался в 5-ти градусной воде, пока не подоспела помощь. Это произошло 31 марта 1904 года - в день памяти священномученика Ипатия Гангрского — небесного покровителя колыбели Дома Романовых.

Господь сохранил жизнь Великого Князя, в то время, как большинство офицеров и членов команды (ок. 700 чел.) погибло при взрыве или в образовавшемся водовороте. 31 марта Государь Император, после слов о гибели "Петропавловска", пишет: "Целый день не мог опомниться от этого ужасного несчастья". Однако Удивительно, что Великий Князь вообще смог вернуться к морской службе. Для этого требовалась колоссальная сила воли - мало кто из спасшихся с "Петропавловска" сумел преодолеть морскую болезнь и водобоязнь до конца жизни.

Уже на следующий день после разговора с Великим Князем Владимиром Александровичем, 1 мая 1904 года Николай II завтракает вместе с Великим Князем Кириллом. А 14 мая записывает: "Завтракал Н. М. Яковлев, бывший командир "Петропавловска", СПАСЕННЫЙ ЧУДОМ, КАК КИРИЛЛ"<Дневники…, с. 209.> (Выделено мной -А.З.).

Единственный серьезный инцидент, действительно на время омрачивший отношения между Государем и семьей Великого Князя Владимира Александровича, имел место в 1905 году, в связи с женитьбой Великого Князя Кирилла Владимировича на Великой Княгине Виктории Феодоровне. По этому поводу написано уже очень много, но мы еще раз вернемся к данной теме, чтобы в книге не осталось никаких недосказанностей.

26 сентября 1905 года в Тегернзе в Баварии в православном храме в присутствии Великой Княгини Марии Александровны, Герцогини Эдинбургской, матери невесты, состоялось бракосочетание Великого Князя Кирилла Владимировича с бывшей супругой Великого Герцога Эрнеста Гессен-Дармштадтского Викторией-Мелитой. Брак был заключен без соизволения Императора Николая II.

Любовь Кирилла Владимировича и Виктории Феодоровны давно обратила на себя внимание Государя. Он требовал прекращения отношений. Государем руководили два мотива: первое, влюбленные были двоюродными братом и сестрой, второе, первым мужем Виктории был родной брат Государыни Александры Феодоровны. Но любовь, испытанная временем, заставила Великого Князя Кирилла Владимировича ослушаться Высочайшего указания. Он не ожидал, что его брак вызовет столь жесткую реакцию, и вскоре после свадьбы приехал в Петербург, чтобы, как пишет А. Мосолов "...принести повинную за брак без разрешения Государя". Как родители его, так и он сам, ожидали, что после заслуженного выговора со стороны Его Величества он будет прощен".<А. Мосолов. Ук. соч., с. 70.> Кирилл Владимирович имел все основания ожидать благосклонного отношения. Единственным нарушением им закона было неполучение Высочайшего соизволения на брак. После морганатических браков Великих Князей Михаила Михайловича (1891) и Павла Александровича (1902), также подвергшихся строгим наказаниям, его РАВНОРОДНЫЙ брак не мог вызвать такую же реакцию. То, что супруга была его двоюродной сестрой, нисколько не противоречило Законам, не ставящим подобных ограничений для Членов Императорского Дома.

Но Государь Император разгневался на Великого Князя не на шутку. В самый день приезда Кирилла Владимировича ему было Высочайше предписано покинуть Россию и ожидать решения своей судьбы за границей.

Обстоятельства женитьбы Великого Князя Кирилла Владимировича и проекты лишить его великокняжеского титула всячески обыгрываются творцами мифа. Но как быть, если Государь в конце концов признал брак, а вскоре отношения между ним и Великим Князем Кириллом Владимировичем стали еще лучше, чем были прежде? Приходится заниматься подтасовками. В упомянутой брошюрке "О несуществующих правах..." цитата из мемуаров А. Мосолова ограничивается повествованием о высылке Великого Князя Кирилла Владимировича и последующей отставке Великого Князя Владимира Александровича. Налицо передергивание и замалчивание. Ведь дальше Мосолов пишет: "Наконец, Император согласился признать брак и дать новорожденной (дочери Великого Князя Кирилла Владимировича Марии - А.З.) соответствующий ее рангу титул".<А. Мосолов. Ук. соч., с. 70-71.> Об этом в брошюре, естественно, нет ни слова. С подобными трюками мы еще встретимся в дальнейшем. Ничего удивительного: люди, подобные Т. Куликовскому, не знакомы с понятием порядочности.

Государь с самого начала испытывал тягостное чувство и не желал развития конфликта. В глубине души он не переставал любить как Кирилла Владимировича, так и Викторию Феодоровну, и желал им добра. Это ясно видно из записи, сделанной Государем в самый разгар конфликта 2 октября 1905 г.: "Имел разговор с дядей Влад(имиром) по поводу последствий свадьбы Кирилла и Ducky".<Дневники..., с. 283> Даже в это время Государь продолжает называть Великого Князя Кирилла Владимировича и Великую Княгиню Викторию Феодоровну семейными именами, что свидетельствует о его благорасположении к ним. В самом деле, он именовал так только близких ему людей, а других, вроде Великого Князя Николая Михайловича - только по имени-отчеству.

Государыня Александра Феодоровна была сторонницей самой строгой кары, и Государь накладывает первую резолюцию: "Признать брак Великого Князя Кирилла Владимировича я не могу. Великий Князь и могущее произойти от него потомство лишаются прав на престолонаследие. В заботливости своей об участи потомства Великого Князя Кирилла Владимировича, в случае рождения от него детей, дарую сим последним фамилию князей Кирилловских, с титулом Светлости, и с отпуском на каждого из них из Уделов на их воспитание и содержание 12500 руб. в год, до достижения гражданского совершеннолетия".<ГАРФ, ф. 601, оп. 1, д. 2139, л. 2.> Особое совещание, созданное Императором для обсуждения этого вопроса, направило Государю два мнения, причем меньшинство признавало возможность узаконить резолюцию Николая II, а большинство указывало, что подобное решение в корне противоречит духу и букве закона о престолонаследии, свято соблюдать который Император поклялся при коронации. "Устранение Верховной властью хотя бы и преслушного воле Монаршей Члена Им(ператорской) Фамилии, без его на то согласия, от прав на престолонаследие, - говорилось в мнении большинства, - должно ПОКОЛЕБАТЬ НЕЗЫБЛЕМОСТЬ КОРЕННОГО ЗАКОНА ИМПЕРИИ О ПОРЯДКЕ НАСЛЕДИЯ ПРЕСТОЛА (выделено мной - А.З.). Всякое же прикосновение к твердости этого закона, являющегося основой наследственной монархии, может в будущем явиться причиною глубоких народных волнений, привести к раздорам в Императорском Доме и подорвать крепость и силу династического начала".<Там же, д. 2139, л. 85.> Эти аргументы были абсолютно справедливы (и, кстати, еще раз опровергают ложь о "лишении" прав на престол Великого Князя Владимира Александровича, свидетельствуя, что вопрос о лишении таковых прав в Императорском Доме поднимался впервые).

Государь Император с облегчением согласился с мнением своих министров, которое уже раньше существовало и у него. 5 октября, через 2 дня после разговора с Великим Князем Владимиром Александровичем, он пишет матери Вдовствующей Императрице Марии Феодоровне:

Из письма Государя видно, сколь тяготил его семейный конфликт, как в душе он желал благоприятного разрешения, без умаления собственного авторитета, но с возможно мягкими последствиями, как поспешил воспользоваться первым удобным поводом для изъявления своей милости и как был рад окончанию дела. Но фальсификаторы умудряются и это письмо обратить в пользу своих домыслов. Делается это просто — путем неточного перевода. Вот как переданы соответствующие слова письма в обратном переводе в книге Р. Месси "Николай и Александра": "Я удивляюсь, во всяком случае, ведь было разумно наказать человека публично за такой поступок, особенно когда семья была против этого"<Месси Р. Николай и Александра. М., 1990, с. 214.> (?! - А.З.). Сравните 2 текста, и вы увидите, что для подкрепления своей концепции здесь не побрезговали изменить смысл слов Государя на диаметрально противоположный. И этими писаниями пользуются те, кто смеет говорить о своем особом почитании Царя Мученика!

Итак Император нашел выход из положения. Три наказания (увольнение со службы, высылка из России и лишение удельных денег) остались в силе, что не позволяло пошатнуться авторитету Императорской власти, но несправедливое, идущее вразрез с законами и интересами Династии, было отменено. Полное прощение осталось лишь вопросом времени.

20 января 1907 года у Великого Князя Кирилла Владимировича родилась дочь Мария. О ее рождении, как полагалось в соответствии с законом, было возвещено Именным Указом от 15 июля 1907 г.: "Супругу Его Императорского Высочества Великого Князя Кирилла Владимировича именовать Великою Княгинею Викториею Феодоровною, с титулом Императорского Высочества, а родившуюся от брака Великого Князя Кирилла Владимировича с Великою Княгинею Викториею Феодоровной дочь, нареченную при св. крещении Мариею, признавать Княжною Крови Императорской, с принадлежащим Правнукам Императора титулом Высочества".<


Династический статус Великого Князя Кирилла, его супруги и потомства был окончательно освобожден и от тени каких бы то ни было сомнений.

В 1908 г. в Париже от воспаления легких скончался Великий Князь Алексей Александрович. Во время панихиды по нему в Царском Селе Великий Князь Борис Владимирович обратился к Государю Императору от имени своего отца с просьбой разрешить Великому Князю Кириллу Владимировичу вернуться в Россию на похороны дяди. Николай II согласился и опять возвел Кирилла Владимировича в звание своего флигель-адъютанта.<См.Великий Князь Гавриил Константинович. "В Мраморном дворце". Париж. 1995.с. 97-98.>

На этом инцидент был окончательно исчерпан. Великий Князь Кирилл Владимирович вернулся в Россию. В феврале следующего 1909 года скончался его отец Великий Князь Владимир Александрович, и горе вновь сблизило Государя Императора и осиротевшую семью Владимировичей.

В 1909 году Великому Князю Кириллу было предложено принять в командование какой-нибудь крейсер, но он отказался, желая прежде углубить свои познания морского дела. В чине капитана 1 ранга Кирилл Владимирович проходит курс Николаевской Морской Академии, и лишь по окончании ее принимает в командование крейсер "Олег", на котором в 1912 году прибывает в Стокгольм, чтобы представлять особу Государя Императора на Олимпийских играх. В 1913 году Николай II дает ему аналогичное почетное поручение, на этот раз на торжествах 100-летия Битвы Народов под Лейпцигом. В обычной обстановке отношения складываются как нельзя лучше. Великий Князь Кирилл Владимирович с супругой часто бывает у Государя, который регулярно помечает в Дневнике присутствие на завтраке или обеде "Кирилла и Ducky". Бывает он и у них. Например, 11 июня 1914 года Николай II записывает в Дневнике: "В 3 1/2 поехали всей семьей к Борису в сад на garden-party (прием в саду. — англ. - А.З.), устроенный Кириллом и Ducky".<Дневники..., с. 469.> Так что попытки "поссорить" Государя с Великим Князем Кириллом Владимировичем post-factum заранее обречены на провал.

Понимая, что, оставаясь на юридической основе, доказать отсутствие прав на Престол у Великого Князя Кирилла Владимировича невозможно при всем желании, мифотворцы на время откладывают свои упражнения в юриспруденции и обращаются к эмоциональным "аргументам". Очередной своей задачей они поставили доказательство причастности Великой Княгини Марии Павловны и ее сыновей, в первую очередь, конечно, Великого Князя Кирилла Владимировича, к заговорам против Государя Императора и Государыни Императрицы.

До этих обвинений сторонники Великого Князя Николая Николаевича опустились не сразу. Еще в 1921 году в журнале "Двуглавый Орел", издававшемся "антикирилловским" Высшим Монархическим Советом, С. Поповский писал в статье "Светлой памяти Ее Императорского Высочества Великой Княгини Марии Павловны", посвященной годовщине со дня ее смерти: "В эти дни каждому русскому сердцу, любящему свою Родину, хочется вспомнить почившую ВЕЛИКУЮ КНЯГИНЮ, Имя которой тесно связано со всем тем добром, которое делала для Русского народа Царская Семья".<Двуглавый Орел. Вып. 14 от 15 августа 1921, с. 3.> И описав вкратце жизнь и служение Великой Княгини России, С. Поповский восклицает: "Спи с миром, настрадавшаяся Царственная Изгнанница, на временно приютившей тебя чужой земле! Воскресшая Россия, опомнившись от содеянного, - благодарной памятью вспомнит о Тебе и, со стыдом преклонив колена у скромной гробницы Твоей, перенесет прах Твой на Священные для нас берега Невы, под своды Храма, хранителя славы и величия той России, которую Ты вместе с нами так любила, гибель которой так оплакивала и крушение которой свело Тебя в могилу. Мир ... измученной душе Твоей!"<Там же, с. 6.> (Сохранены все особенности написания С. Поповского - А.З.). Да, в то время люди еще умели быть честными. Вряд ли кто-нибудь из них подал бы руку Т. Куликовскому, Н. Романову или кому-то из их соратников и сторонников. Впрочем, и в 1920-е годы лжецов было предостаточно. С их "творчеством" нам предстоит познакомиться.

Как уже упоминалось, обвинения в "заговоре", которые широко используются вчерашними и сегодняшними фальсификаторами, содержатся в мемуарах В. Пуришкевича, М. Палеолога и М. Родзянко. Разберем их по порядку.

Мы упомянули первым Пуришкевича потому, что именно в его дневнике "Как я убил Распутина", вышедшем в 1924 году, содержится запись, связанная с уже сказанным нами ранее. Под 26 ноября 1916 года, при описании разговора Пуришкевича с Великим Князем Кириллом Владимировичем (к чему мы еще вернемся), находим следующие слова: "Они (Владимировичи — А.З.) не оставили мысли о том, что корона России когда-нибудь может перейти к их линии, и не забыть мне рассказа Ивана Григорьевича Щегловитова о том, как в бытность его министром юстиции, к нему однажды разлетелся Великий Князь Борис Владимирович с целью выяснения вопроса: имеют ли по Законам Российской Империи право на престолонаследие они, Владимировичи, а если не имеют, то почему? Щегловитов, ставший после этого разговора с Великим Князем Борисом предметом их самой жестокой ненависти и получивший от них кличку Ваньки Каина, разъяснил Великому Князю, что прав у них на престолонаследие нет вследствие того, что Великая Княгиня Мария Павловна, мать их, осталась и после брака своего лютеранкой. Борис уехал, не солоно хлебавши, но через некоторое время представил в распоряжение Щегловитова документ, из коего явствовало, что Великая Княгиня Мария Павловна из лютеранки уже обратилась в православную... "<Пуришкевич В. Как я убил Распутина. М., 1990, с. 24.>

Все в этом рассказе является абсолютной чепухой. Создается впечатление, что автор либо считал своих читателей глупцами, либо сам не отличался большим умом. Во-первых, Великий Князь Борис Владимирович, даже если у него и возникли бы какие-то сомнения по этому поводу, мог при желании найти другого консультанта, а не бежать с вопросом прямо к министру юстиции. Во-вторых, И. Щегловитов никак не мог дать Борису Владимировичу воспроизведенного Пуришкевичем ответа. Министр входил в состав Особого Совещания, которое как раз рассматривало вопрос о возможности лишения Великого Князя Кирилла Владимировича прав на престолонаследие в связи с его женитьбой. А это значит, что ни у кого не было сомнений в наличии у Великого Князя таковых прав. Если Щегловитов действительно придерживался точки зрения, которую ему приписывает Пуришкевич, то он уже тогда изложил бы ее, чтобы показать отсутствие надобности в дальнейшей работе Особого Совещания. В-третьих, Великому Князю Борису Владимировичу не было никакой нужды знакомить Щегловитова с неким "документом" о принятии Великой Княгиней Марией Павловной Православия, ибо этим документом являлся опубликованный во всенародное известие Манифест Императора Николая II от 10 апреля 1908 года, в котором, в частности, говорилось: "Чтение этого пассажа из дневника Пуришкевича позволяет понять, откуда почерпнуты познания юриспруденции "старым монархистом" Тальбергом и его последователями. Но уж слишком недоброкачественный источник они выбрали. Вполне возможно, что дневник вообще написан не В. Пуришкевичем, а является подделкой, как и аналогичный дневник А. Вырубовой. Но даже если он и принадлежит перу самого Пуришкевича, утешения мало. Личность этого человека, демагога, клеветника и убийцы, не вызывает никакого доверия. Для крушения Монархии Пуришкевич сделал не меньше, чем Милюков, в которого он картинно швырял стаканами на заседаниях Государственной Думы. Мы отнюдь не принадлежим к почитателям Г. Распутина, более того, считаем, что, вольно или невольно, он сыграл крайне отрицательную роль, но организованное Пуришкевичем убийство, а тем паче похвальбы в этом, не могут вызывать ничего, кроме чувства омерзения.

Следующий источник, легший в основу мифа — воспоминания посла Французской республики в России М. Палеолога. Воспоминания написаны в форме дневника, и налицо желание создать впечатление, что мы имеем дело с поденной записью. Однако невооруженным глазом видно, что этот дневник представляет из себя позднейшую литературную обработку М. Палеологом его настоящих записок. А это обесценивает воспоминания на 90%. Сам М. Палеолог, любитель сплетен и сенсаций, автор дешевой книжонки "Роман Императора", конечно, не задумывался, что правда рано или поздно выплывает наружу. Да ему это было и безразлично. Иной цели, кроме как заинтересовать читателей скандальными историями, не заботясь об их соответствии действительности, у него не было. В этом может убедиться каждый, кто читал его книгу "Царская Россия накануне революции".

М. Палеологу, действительно, приходилось встречаться и разговаривать со многими высокопоставленными лицами России, в том числе и с Великой Княгиней Марией Павловной. Эти лица высказывали при нем свои суждения по вопросам внешней и внутренней политики России, иногда, естественно, и в критическом духе. Но М. Палеолог не ограничивается констатацией тех или иных мнений. Все свое повествование он "разукрашивает" собственными домыслами, основанными на собираемых им повсюду сплетнях. Причем довольно часто обнаруживает незнание вещей и попадает впросак. Например, в записи за 16 мая 1916 г., описывая завтрак у Великой Княгини Марии Павловны, он заявляет: "Великая Княгиня уже давно втайне лелеет мечту видеть на престоле одного из своих сыновей, Бориса или Андрея".<Палеолог М. Царская Россия накануне революции. М., 1991, с. 125.> Приглашение на завтрак, вызванное желанием Великой Княгини оказать честь представителям союзных держав во время войны, Палеолог истолковывает, как зарабатывание ей некоего политического капитала для возможного воцарения своих детей. Разберемся с этими утверждениями. Сперва неплохо было бы выяснить, откуда Палеолог узнал о "мечтах" Марии Павловны, коль скоро они были тайными? Думается, из тех же великосветских сплетен. Затем вызывают вопрос и имена. Почему именно "Борис или Андрей"? Как известно, российские законы о престолонаследии, не допускающие никаких инотолкований, устанавливают твердый порядок перехода престола. В то время в очереди наследования за Цесаревичем следовал брат Царя Великий Князь Михаил Александрович, за ним двоюродный брат Великий Князь Кирилл Владимирович, а уже после него его младшие братья, сперва Борис, а потом Андрей. Никаких "или" быть не могло, и Великая Княгиня Мария Павловна прекрасно это знала. Но куда уж было постигнуть такие "сложности" послу Франции, правила престолонаследия в которой не отличались особой четкостью и при монархии, в чем аналогичные российские правила выгодно от них отличались, не позволяя никаких нарушений в наследовании, вне зависимости от присутствия или отсутствия г. Палеолога на каких бы то ни было завтраках.

Пытаться представить Великую Княгиню Марию Павловну зачинщицей смут в Императорской Фамилии значит оскорблять не только ее память, но и память Царя Мученика, именовавшего любимую "тетю Михень" "столпом семейства".<Дневники..., с. 389; также именовали ее и другие Члены Династии, см. Николай II и Великие Князья. Л. - М., 1925.> И разве не примечательно, что несмотря на то, что в их отношениях всегда чувствовался холодок, именно к Великой Княгине Марии Павловне в начале сентября 1915 года неожиданно приехала Государыня, чтобы поделиться Своими переживаниями. Вот что пишет в своем дневнике Великий Князь Андрей Владимирович: "На днях Аликc заехала к Мама в Царское Село с двумя дочерьми чай пить. Следует отметить, что за двадцать лет это первый раз, что Аликc без Ники приезжает к Мама. Но самое интересное, это разговор, который происходил. Аликc горько жаловалась, что все, что бы она ни делала, все критикуется, в особенности в Москве и Петрограде. Все восстают против нее и связывают ей этим руки. "Приехали теперь из Германии сестры милосердия, для пользы дела мне следовало бы их принять, но я этого не могу делать, т.к. это будет снова истолковано против меня". Мама спросила, правда ли, что она и весь двор переезжают в Москву? "Ах, и до тебя это дошло. Нет, я не переезжаю, и не перееду, но "они" этого хотели, чтобы самим сюда переехать (тут она дала ясный намек, кто это "они": Николай Николаевич и черногорки), но, к счастью, мы об этом вовремя узнали и меры приняли. "Он" (Великий Князь Николай Николаевич - А.З.) теперь уедет на Кавказ. Большое впечатление производило ее негодование относительно "черногорок" и их замыслов; она не передала, в чем было дело, но ясно сквозило, что она узнала нечто важное, угрожавшее не только ей лично, но и самому Ники. Это дает ключ к тому загадочному, как тогда казалось, ее поведению у тети Minny (у вдовствующей Императрицы Марии Феодоровны - А.З.), когда она говорила с Ксенией. Мама несколько раз повторяла, что Аликc произвела на нее глубокое впечатление. Тут было действительно отчаяние; Аликc смотрела на вещи именно так, как мы смотрели, и все, что она говорила, было ясно, положительно, верно. (...) Этот эпизод в нашей семейной жизни важен в том смысле, что дал нам возможность понять Аликc.
Отвлечемся на время от воспоминаний М. Палеолога и вернемся к дневнику Пуришкевича, именно к описанию им своего разговора с Великим Князем Кириллом Владимировичем, состоявшегося, будто бы, 26 сентября 1916 г. Пуришкевич пишет:

"Около 12 часов дня ко мне позвонили по телефону из дворца Великого Князя Кирилла Владимировича и передали, что Его Высочество просит меня заехать к нему сегодня по важному делу около 2-х часов. Я ответил, что буду, и решил поехать, хотя Великий Князь Кирилл, как и оба милые его братья всегда внушали мне чувство глубочайшего отвращения, вместе с их матерью Великой Княгиней Марией Павловной, имени коей я не мог слышать хладнокровно на фронте в течение всего моего пребывания там с первых дней войны, (видимо, Пуришкевичу не давала покоя та любовь и популярность, которыми Великая Княгиня пользовалась среди солдат и офицеров. А.З.). Я чувствую, что Владимировичи и их мамаша, оставшаяся закоренелой немкой и германофилкой не только вредят нашим армиям на фронте (!? -А.З.), но и беспрестанно подкапываются под Государя, прикрываясь идейными мотивами блага Родины, (напоминаю, это пишет убийца Г. Распутина - А.З.)". Далее следует цитированная легенда о беседе Великого Князя Бориса с Щегловитовым, и Пуришкевич продолжает: "В два часа дня я входил в подъезд дворца Великого Князя на улице Глинки и через несколько минут был им принят. Официальным мотивом приглашения меня, как я понял из первых слов его разговора, было желание его жены Виктории Федоровны, милейшей и умнейшей женщины, родной сестры румынской Королевы Марии, дать мне несколько поручений к Румынской Королеве, ввиду отъезда моего с санитарным поездом на румынский фронт через Яссы; но в сущности это было лишь претекстом для нашего свидания со стороны Великого Князя, а хотелось ему, видимо, другого: он желал, по-видимому, освещения с моей стороны настроения тех общественных групп, в которых я вращаюсь, а попутно ему хотелось раскусить, отношусь ли я лично отрицательно лишь к правительству Императора, или же оппозиционность моя поднимается выше.

По-видимому, мое направление его не удовлетворило: он понял, что со мной рассуждать и осуждать Государя не приходится, и очень быстро прекратил этот разговор, который сам начал в этой области. (...)

Выходя из дворца Великого Князя я, под впечатлением нашего с ним разговора вынес твердое убеждение, что он вместе с Гучковым и Родзянко затевает что-то недопустимое, с моей точки зрения, в отношении Государя, но что именно, я так и не смог себе уяснить".<Пуришкевич В. Как я убил Распутина. М., 1990, с. 23-25.>

Честнее было бы сказать, что у автора дневника, вышедшего в свет "случайно" именно в 1924 году, когда Государь Кирилл Владимирович принял Императорский титул, просто не хватило фантазии, чтобы придумать сам разговор. В этом отрывке, как и в истории о Щегловитове, мы вновь встречаемся с нагромождением нелепостей и лжи. Так, всякому, кто хоть немного интересовался историей Династии, известно, что Великая Княгиня Мария Павловна не только не была "германофилкой", но и всегда подчеркивала, что по рождению принадлежит к Мекленбург-Шверинской Династии - единственной династии славянского происхождения в Германии. Она даже в шутку утверждала, что у нее больше славянской крови, чем у прирожденных Романовых. Сказать, что Мария Павловна и ее сыновья "вредят на фронте" вряд ли повернулся бы язык и у Пуришкевича. Скорее всего, (если дневник хотя бы частично подлинный) это позднейшая вставка, с целью компрометации Государя. Что касается желания узнать настроения различных групп, то ничего предосудительного в этом нет и усмотреть здесь некие происки может лишь тот, у кого самого рыльце в пуху. Если описываемая в дневнике встреча и состоялась, то можно с уверенностью утверждать, что Великий Князь Кирилл Владимирович не давал никакого повода заключить о его неблаговидных намерениях, иначе Пуришкевич непременно привел какие-нибудь слова Великого Князя, подтверждавшие эти инсинуации.


(далее следует разбор переписки Государя, в.к.Кирилла и Императрицы- прим. Андрей 57 , свидетельствующий о доброжелательных отношениях, напр:
15 сентября 1916 г. Александра Феодоровна пишет: "Мы обязаны спасти и сберечь гвардию. Мы говорили с Кириллом, который был моим соседом за столом, относительно батальона — он тоже одобряет идею, которую ты сообщил мне в последнем письме". <Там же, т. 5, с. 30, письмо № 590.>
Мнение Кирилла Владимировича всегда высоко ценилось и Императором, и Императрицей, и они часто советовались с ним.<См., напр., Переписка…, т. 4, с. 51, 115 - 117, 410 и др.: т. 5, с. 3.>)


Февраль 1917 года


Нужно сказать, что думские круги одновременно хотели революции и боялись ее. Они испытывали страх как перед карой в случае провала переворота, так и перед стихией разбушевавшейся толпы в случае успеха. Действия Думы осторожны - она начинает с довольно скромных требований, и лишь потом доходит до требования отречения Императора. В начале оптимальным вариантом для думцев было воцарение Наследника Алексия Николаевича при регентстве Великого Князя Михаила Александровича, которые не стали бы препятствием для "ответственного министерства" и дальнейшей трансформации Монархии из самодержавной в символическую парламентарную. Сохранение института Монархии нужно было умеренным думским кругам для создания формальной юридической базы переворота — даже позднее Милюков утверждал, что если бы Монархия сохранилась, то временное правительство не постигла его печальная участь. Однако, умеренные думцы по мере развития событий были отстранены от руководства революцией, а вскоре и вовсе выброшены с политической арены. На смену им шли Керенские, а за ними и большевики. Но тогда Родзянко, Милюков, Гучков и прочие не отдавали себе в этом отчета, и всеми силами желая остаться у кормила "великой бескровной", стали жалкими марионетками Совета

Государь Император, уже раньше почувствовавший, что в Петрограде творится что-то непонятное, принял решение лично выехать в Царское Село, чтобы на месте разобраться в происходящем. Это решение стало роковым для него - он попал в западню и оказался оторванным от войск, на которые можно было опереться. Однако нельзя считать отъезд Государя из Ставки политической ошибкой. В тех условиях он, конечно, не мог поступить иначе. Впереди себя Царь послал генерала Н. Иванова с отрядом, предписав ему по возможности нормализовать положение.

Что же происходило в это время в столице Российской Империи? Совет Министров прекратил свое существование и без акта Государя Императора. Генерал Хабалов пытался организовать что-то вроде сопротивления бунту, но делал это неумело и нерешительно. Он, видите ли, не желал проливать кровь! Пройдет несколько месяцев, и вместо крови десятков смутьянов начнет проливаться кровь миллионов людей.


В это время Великий Князь Кирилл Владимирович находился в Петрограде. Первым его побуждением было — сделать все возможное, чтобы остановить хаос. С надеждой найти взаимопонимание у тех, на кого в первую очередь ложилась ответственность за порядок в столице, Великий Князь прибыл в градоначальство. Градоначальник Петрограда А. Балк так описывает встречу с Кириллом Владимировичем: "Не успели еще кончить совещания генералы Беляев и Хабалов, как, проходя по приемной в кабинет, я к немалому удивлению, увидал подымающегося по парадной лестнице моей квартиры Великого Князя Кирилла Владимировича. За ним шел растерявшийся швейцар. Увидев меня, Великий Князь поздоровался и выразил желание переговорить совершенно наедине. Я провел Его Высочество незаметно для других через зал моей квартиры в мою малую гостиную. Великий Князь, сохраняя полное спокойствие, сел удобно в мягкое кресло, предложил мне сесть насупротив, и ровным, отчетливым, так хорошо всем известным голосом его покойного отца, спросил: "Каково, по Вашему, положение<?> — "Военный бунт начался с 8 часов утра и до сих пор не только не подавлен, а с каждым часом увеличивается". "Разве войска из окрестностей не прибыли <?>"
- "Я полагаю, что ночью столица окажется в руках бунтовщиков".

Закончив разговор, спросил: "Не знаете ли, где генерал Беляев <?>" "Здесь, на совещании с генералом Хабаловым". - "Я хотел бы его повидать. Проводите меня...". Я провел Великого Князя и минут через 10 он уехал".<Балк А. П. Гибель Царского Петрограда: Февральская революция глазами градоначальника А. П. Балка // Русское Прошлое, №1, Л.., 1991, с. 47.> Некоторыми подробностями дополняет это описание очерк, опубликованный в июле 1931 г. в газете Revue Hebdomadaire во Франции: "Ничего не сделано, ничего не решено. Градоначальничество кишит генералами и офицерами, полное тревожной и болезненной суеты. В это время прибывает Великий Князь Кирилл Владимирович, двоюродный брат Царя, командир Гвардейского Экипажа. Возмущенный малодушием военных властей, он выражает недовольство тем, что его не осведомили о событиях и побуждает Беляева (военного министра) принять более решительные меры. Но чего можно добиться от этих заводных паяцев со сломанной пружиной? Великий Князь предлагает послать моряков Гвардейского Экипажа: эти отборные войска могли бы быть могущественной опорой . Но это была бы борьба, быть может вооруженное сопротивление, т.е. как раз то, чего командующий войсками Хабалов хочет избежать во что бы то ни стало. Он пытается уклониться от ответа: по его словам Гвардейский Экипаж ему неподведомствен. (В тоже время он, как вы помните, требовал прислать части с фронта - А.З.) Тем не менее, Великий Князь настаивает и, немного спустя, присылает две роты из самих надежных


Любопытно, что до принятия на себя Великим Князем Кириллом Владимировичем Блюстительства Престола, а затем и Императорского Титула, революционеры предпочитали упрекать его не в "надевании красного банта", а напротив, в реакционности и желании "растоптать нежные ростки русской демократии".
Поэт А. Блок, сотрудничавший в Чрезвычайной Следственной Комиссии Временного правительства, в своей книге "Последние дни Старого Режима" писал: "Приехавший в градоначальство Великий Князь Кирилл Владимирович рекомендовал Беляеву принять энергичные меры, и прежде всего, сменить Протопопова (министра внутренних дел — А.З.).; выражал неудовольствие, что ему не сообщают о событиях и спрашивал, что ему делать с Гвардейским Экипажем, на что Хабалов доложил, что Гвардейский Экипаж ему не подчинен. Кирилл Владимирович прислал к вечеру две "наиболее надежные" роты учебной команды Гвардейского Экипажа".<Блок. А. Последние дни Старого Режима // Архив Русской Революции, т. 6. Берлин, 1922. с. 35.> О том же писали и марксистские историки. В примечаниях к воспоминаниям М. Родзянко "Крушение Империи" говорится: "Во время февральского переворота (Великий Князь Кирилл Владимирович -- А.З.) предоставил наиболее надежные части своего экипажа в распоряжение генерала Хабалова для подавления революционного движения".<Родзянко М. Крушение Империи. Харьков. 1990. с. 260.> Как вы догадываетесь, в сочинениях на тему "красного банта" нет ни слова о попытке Великого Князя Кирилла Владимировича активизировать сопротивление бунту.

Следует отметить, что Гвардейский Экипаж нес охрану Государыни Императрицы и Августейших Детей в Царском Селе. В подлинных воспоминаниях А. Вырубовой читаем: "Никогда не забуду ночи, когда немногие верные полки (Сводный Конвой Его Величества, Гвардейский Экипаж и Артиллерия) окружили дворец, так как бунтующие солдаты с пулеметами, грозя все разнести, толпами шли по улице ко дворцу".<Фрейлина Ея Величества, под ред. С. Караченцева. Рига. 1927; М., 1991, репринт, с. 199.> Этот эпизод произошел 28 февраля.

Фактически в Петрограде в это время не осталось ни одной законной властной структуры. Глава государства - Император - находился в пути, правительство распалось, а Дума была официально распущена до апреля. Но, формально подчинившись Императорскому Указу, думские депутаты создали новый орган. Его полным названием было - "Временный комитет членов Государственной Думы для ВОДВОРЕНИЯ ПОРЯДКА В СТОЛИЦЕ И ДЛЯ СНОШЕНИЯ С ЛИЦАМИ И УЧРЕЖДЕНИЯМИ" (выделено мной - А.З.). Тогда, 27 февраля, умеренные думцы остерегались еще явно выказать свою революционность и сформулировали название новообразованного органа так, чтобы он выглядел респектабельно в случае поражения восстания. Конечно, основания в Законах Временный Комитет не имел и полномочий на его образование никто депутатам не давал. Но, опять же формально, в условиях самоустранения правительства, создание Комитета могло бы быть оправдано. Могло бы, если бы он действительно следовал политике, зафиксированной в его названии. Сейчас мы знаем, что "водворение порядка в столице" понималось членами Комитета весьма своеобразно - разжигать беспорядок до тех пор, пока новое правительство не достигнет всех своих целей, а потом уже "умиротворить" использованную толпу. Но тогда еще роль комитета не стала очевидной. Напротив, рядом действий, отчасти продиктованных хитрым расчетом, а отчасти и совершенных в результате общей неразберихи, Комитет сперва выглядел достаточно положительно. Некоторые советские историки доказывали, что он стремился во что бы то ни стало сохранить Монархию, и даже самого Императора Николая II на Престоле. Ясно, что эти утверждения не выдерживают критики на фоне общеизвестных фактов. Но очевидно и то, что даже враждебно относящиеся к Императору в частности и к Монархии вообще депутаты, единые в своих разрушительных стремлениях, готовы были перегрызть друг другу глотку или хотя бы поставить подножку при первом удобном случае. А поэтому и "монархическая карта" не сбрасывались ими со счетов. 27 февраля М. Родзянко связался с находившимся в Гатчине братом Царя Великим Князем Михаилом Александровичем и попросил его приехать в столицу и постараться повлиять на Государя, чтобы тот удовлетворил требования Думы. В 22 часа 30 минут Великий Князь Михаил позвонил в Ставку и сказал генералу Алексееву: "Прошу Вас доложить от моего имени Государю Императору нижеследующее: для немедленного успокоения принявшего крупные размеры движения, по моему глубокому убеждению, необходимо увольнение всего состава Совета Министров, что подтвердил мне и князь Голицын (де-факто Совет Министров уже прекратил свое существование - А.З.). В случае увольнения кабинета, необходимо одновременно назначить заместителей. При теперешних условиях полагаю единственно остановить выбор на лице, отмеченном доверием Вашего Императорского Величества и пользующегося уважением в широких слоях, возложив на такое лицо обязанности председателя Совета Министров, ОТВЕТСТВЕННОГО ЕДИНСТВЕННО ПЕРЕД ВАШИМ ИМПЕРАТОРСКИМ ВЕЛИЧЕСТВОМ (выделено мной — А.З.) Необходимо поручить ему составить кабинет по его усмотрению. Ввиду чрезвычайно серьезного положения, не угодно ли будет Вашему Императорскому Величеству уполномочить меня безотлагательно объявить об этом от Высочайшего Императорского Величества Имени, причем, с моей стороны, полагаю, что таким лицом в настоящий момент мог быть князь Львов. Генерал-адъютант Михаил".<Буранов Ю., Хрусталeв В. Гибель Императорского Дома. М., 1992, с. 30.> Кроме того, Великий Князь советовал брату отложить приезд в Царское Село на несколько дней. Государь Император ответил Великому Князю не лично, а через Алексеева. Он поблагодарил Михаила, но отклонил все его советы и предложения, сообщив, что примет решение лишь по прибытии, и информировав о посылке верных частей с фронта. Он не знал еще, что отряд назначенного командующим Петроградского военного округа генерала Н. Иванова также не будет в состоянии навести порядок. Трагический парадокс — совершив ряд бессмысленных в конечном итоге маневров, поезд с отрядом Иванова оказался по распоряжению некоего Бубликова запертым в тупике на станции, одноименной тому, кто в 1613 году положил свою жизнь ради спасения Царя - СУСАНИНО!

А Великий Князь Михаил Александрович после разговора со ставкой хотел вернуться в Гатчину, но дорога туда оказалась перекрытой бунтовщиками. Тогда Великий Князь направился в Зимний Дворец, откуда по его распоряжению и был выдворен обратно в Адмиралтейство отряд полковника Данильченко

Великий Князь Михаил Александрович стал жертвой грязной игры, которую вел М. Родзянко. Изучая переписку председателя Государственной Думы со Ставкой и сопоставляя ее содержание с его действиями, мы можем вполне четко увидеть тактику Родзянко и тех, кто стоял за ним или поддерживал его. В своих телеграммах Родзянко старается представить себя верноподданным, который с самыми искренними намерениями информирует Государя о тяжелом положении в столице и предлагает свое решение проблемы - пойти на уступки умеренному и, якобы, в принципе вполне благонадежному крылу Думы. Одновременно Государь получал сведения от других лиц о том, что в Петрограде не все так плохо, что "беспорядки подавляются". По крайней мере некоторые из этих лиц впоследствии обнаружили свою причастность к заговору (тот же генерал Алексеев). Итак, расчет Родзянко очевиден — все было направлено на то, чтобы Государь (у которого не было причин особенно доверять думскому председателю), получив более или менее правдивую информацию именно от него, в тоже время не поверил ей. Тогда Николай II неизбежно должен был допустить какие-то ошибки, в чем-то опоздать, что давало заговорщикам время, а в случае поражения революции, Родзянко мог бы оправдаться тем, что честно сообщал Императору о мятеже. Вот пример: Родзянко извещает о том, что "положение серьезное. В столице анархия. Транспорт продовольствия и топлива пришел в полное расстройство. Растет общественное недовольство. На улицах происходят беспорядочная стрельба, части войск стреляют друг в друга. Необходимо немедленно поручить лицу, пользующемуся доверием страны (здесь Родзянко недвусмысленно намекает на собственную персону, лишь позднее ему дали понять его же товарищи по Думе, что он их не устраивает - А.З.) составить новое правительство. Медлить нельзя. Всякое промедление смерти подобно. Молю Бога, чтобы в этот час ответственность не пала на Венценосца".<Архив Русской Революции, т. 6, А. Блок. Последние дни Старого Режима. Берлин. 1922 г., с. 31.> Ситуация обрисована довольно правильно. Но Государь еще не знает о серьезности положения, ведь военные говорят совсем другое. И он лишь сказал министру Двора графу Фредериксу: "Опять этот толстяк Родзянко мне написал разный вздор, на который я ему не буду даже отвечать".<Там же, с. 31.> Это было 26 февраля. Тогда еще имелась возможность многое поправить.

Был в тактике Думы, олицетворяемой М. Родзянко, еще один важный аспект: добиваться у Государя все более важных уступок, а потом заявлять, что они уже "опоздали" и предъявлять новые требования. Расчет здесь не слишком сложный. Конечной целью тех, кто руководил революцией при ее зарождении, было отречение Николая II и переход в их руки всей полноты власти при молодом Наследнике. Но потребовать отречения сразу они, естественно, боялись. Лишив Императора возможности ориентироваться в обстановке, думцы осторожно прощупывали почву - насколько Царь готов идти на компромиссы, насколько безопасно выдвинуть следующее требование и т.д. А чтобы произвести на Государя большее впечатление, Родзянко старался использовать для давления на него Членов Династии, в первую очередь брата. Параллельно предпринималось все возможное, чтобы полностью изолировать Императора от тех сил, на которые он мог бы опереться.

Выйдя из Ставки 28 февраля, поезд Николая II к 1 марта доехал до станции Малая Вишера. Там он был остановлен и вынужден повернуть обратно, т.к. следующие станции Любань и Тосно будто бы были захвачены восставшими (это являлось ложью). Остановку Царского поезда организовал все тот же Бубликов, взявший на себя в самозванном Комитете руководство транспортом. Родзянко сообщил, что он собирается приехать для переговоров в Дно, где задержался поезд, но через некоторое время заявил, что "не может" этого сделать. Государь решил направиться в Псков, где располагался штаб Северного фронта. Но возглавлявший его генерал Н. Рузский также принадлежал к числу заговорщиков.

Тем временем в столице думцы все больше теряли контроль над страшным процессом, запущенным ими в ход. Складывалось то положение, которое Ленин назовет "двоевластием". Фактическая власть, по крайней мере большая ее доля, оказалась в руках Совета рабочих и солдатских депутатов, всем заправляли крайние левые партии. Думский Комитет использовал для давления на Императора и это. Получалось, что необходимо во всем согласиться с "умеренными" революционерами, чтобы не допустить прихода к власти революционеров "крайних". Для демонстрации своей "умеренности", 28 февраля Комитет выпустил воззвание к народу, в котором, в частности, говорилось о незыблемости Монархии. Запомните это — здесь один из ключей к пониманию событий 1 марта и действий Великого Князя Кирилла Владимировича.
Оказавшись меж двух огней (еще не нейтрализованный отряд генерала Иванова и бунтующие солдатские массы, управляемые Советом), Комитет решил обезопасить себя по крайней мере от первого. Участник заговора ген. Алексеев в 1 ч. 15 м. 1 марта телеграфировал из Ставки ген. Иванову, находившемуся в Царском Селе: "Частные сведения говорят, что 28 февраля в Петрограде наступило полное спокойствие. Войска, примкнув к Временному Правительству в полном составе, приводятся в порядок. Временное Правительство под председательством Родзянки, заседая в Государственной Думе, ПРИГЛАСИЛО КОМАНДИРОВ ВОИНСКИХ ЧАСТЕЙ ДЛЯ ПОЛУЧЕНИЯ ПРИКАЗАНИЙ О ПОДДЕРЖАНИИ ПОРЯДКА. ВОЗЗВАНИЕ К НАСЕЛЕНИЮ, ВЫПУЩЕННОЕ ВРЕМЕННЫМ ПРАВИТЕЛЬСТВОМ, ГОВОРИТ О НЕЗЫБЛЕМОСТИ МОНАРХИЧЕСКОГО НАЧАЛА РОССИИ (выделено мной - А.З.), о необходимости новых оснований для выбора и назначения правительства. ЖДУТ С НЕТЕРПЕНИЕМ ПРИЕЗДА ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА, ЧТОБЫ ПРЕДСТАВИТЬ ЕМУ ВСЕ ИЗЛОЖЕННОЕ И ПРОСЬБУ ПРИНЯТЬ ЭТО ПОЖЕЛАНИЕ НАРОДА (выделено мной - А.З.). Если эти сведения верны, то изменяются способы ваших действий, переговоры приведут к умиротворению, дабы избежать позорной междоусобицы, столь желанной нашему врагу, дабы сохранить учреждения, заводы, и пустить в ход работы. Воззвание нового министра путей Бубликова к железнодорожникам, мною полученное кружным путем, зовет к успешной работе всех, дабы наладить расстроенный транспорт. Доложите Его Величеству все это и убеждение, что дело можно привести мирно к хорошему концу, который укрепит Россию. Алексеев. 28 февраля 1917 г."<Красный Архив, т. 2(21), с. 31.>

Этот документ введен в научный оборот очень давно, но почти никто не обратил внимания на прямую связь содержащейся в нем информации с инициативой, получившей название "Манифест Великих Князей", и приходом в Думу Великого Князя Кирилла Владимировича, осуществленным в рамках широкого плана по спасению Монархии и сохранению на Престоле Императора Николая II. Итак, запомним: Комитет декларировал, что Монархический строй неприкосновенен, что все изменения будут осуществлены с санкции Императора и что войска должны пока войти в контакт с "временным правительством" для организации поддержания порядка до приезда Государя. Позднее обман обнаружится, но 1 марта воззвание Комитета давало возможность предположить, что он способен стать партнером в угашении революции.

Эту последнюю забрезжившую надежду и попытались использовать Великие Князья Кирилл Владимирович и Павел Александрович

Великий Князь Павел Александрович из Царского Села старался помогать, чем мог, но фактически Кирилл Владимирович остался чуть ли не один на один с революционным Петроградом. Великий Князь Павел был сторонником частичных уступок ради того, чтобы предотвратить свержение Императора. Он решил подготовить к приезду Николая II Манифест в духе воззвания временного правительства от 28 февраля. Некоторые историки, например Э. Бурджалов, приписывали инициативу создания этою документа М. Родзянко.<Бурджалов Э. Вторая русская революция: восстание в Петрограде. М., 1967, c. 308.> Оснований для этого мы не видим, хотя некоторое влияние председателя думского Комитета не исключено. Подробности создания Манифеста мы находим в воспоминаниях близкого к Великому Князю Павлу Александровичу адвоката Н. И. Иванова, опубликованных в русской газете "Путь"<Манифест Великих Князей. Из архива Н.И. Иванова // Путь. Берлин, 1926, 19 декабря.> и морганатической супруги Павла Александровича княгини О. Палей. Адвокат Иванов осуществлял связь между Великим Князем Павлом и Родзянко. Последний заверял Великого Князя в своей преданности Императору и просил уговорить Государя сделать необходимые шаги навстречу "общественности". Великий Князь Павел Александрович решил составить проект Манифеста и встретить Царя на вокзале с готовым для подписания текстом. Великий Князь надеялся, что Государыня Александра Феодоровна поймет и одобрит необходимость такой меры. Но Императрица, также не имевшая представления о происходящем, считала уступки недопустимыми и ненужными. 2 марта она напишет Государю: ''Павел, получивший от меня страшнейшую головомойку за то, что ничего не делал с гвардией, старается теперь работать из всех сил и собирается нас всех спасти благородным и безумным способом: он составил идиотский манифест относительно конституции после войны и т.д."<Переписка Николая и Александры Романовых, т. 5, М.-Л. 1927 г., с. 227.> Между тем, манифест вовсе не был таким уж "идиотским", как казалось Государыне. Дух компромисса в нем присутствовал - но этот компромисс простирался до определенных границ. После напряженной работы и редактирования манифест был составлен. Главная его мысль была сформулирована в следующих словах: "Осеняя себя крестным знамением, Мы предоставляем Государству Российскому конституционный строй и повелеваем продолжить прерванные указом Нашим занятия Государственного Совета и Государственной Думы и поручаем председателю Государственной думы немедленно составить Временный кабинет, опирающийся на доверие страны, который в согласии с нами озаботиться созывом Законодательного Собрания, необходимого для безотлагательного рассмотрения имеющего быть внесенным правительством проекта новых Основных Законов Российской Империи".<ГАРФ, ф. 601, оп. 1, д. 2095, л. 1 об.; ф. 5881, оп. 2, д. 369, лл. 10 - 11; Буранов Ю., Хрусталев В. Гибель Императорского Дома. М., 1992, с. 37.>

Великий Князь Павел подписал манифест, оставив место для подписей Великих Князей Михаила Александровича и Кирилла Владимировича, как старших в порядке престолонаследия, и Иванов повез документ в Петроград. Великий Князь Кирилл Владимирович знал об инициативе Павла Александровича заранее по переписке с ним. К этому времени он уже побывал в Таврическом дворце. К судьбе "Манифеста Великих Князей" мы еще вернемся, а сейчас приступим, наконец, к анализу сведений, касающихся прихода Гвардейского Экипажа в здание Государственной думы 1 марта 1917 года.

Великий Князь Кирилл Владимирович, как вы помните, еще 27 февраля убедился в том, что правительство, не в силах предпринять ничего разумного. Более того, в конце концов властные структуры вообще исчезли. Единственным их подобием, пусть и незаконным, но представляющим из себя хоть какую-то организованную власть, оставался "Временный Комитет Государственной Думы для водворения порядка в столице и для сношения с лицами и учреждениями". И Великий Князь решил попытаться использовать последнюю возможность взять ситуацию под контроль. Гвардейский Экипаж к тому времени уже покинул Царское Село. Моряки оставались в подчинении до последнего. Великий Князь не мог выбраться из Петрограда в Царское, но пока ему все-таки удавалось удерживать ситуацию под контролем. Государыня Императрица написала тогда Августейшему Супругу: "Одно плохо, что ДАЖЕ (выделено мной — А.З.) Экипаж покинул нас сегодня вечером - они совершенно ничего не понимают, в них сидит какой-то микроб";<Переписка..., т. 5, с. 228.> "Они (войска - А.З.) думают, ЧТО ДУМА ХОЧЕТ БЫТЬ С ТОБОЙ И ЗА ТЕБЯ" (выделено мной - А.З.).<Там же, с. 228.> Великий Князь Кирилл Владимирович сумел воздействовать на гвардейских моряков и не допустить дальнейшего нарушения ими дисциплины. Затем он принял решение направиться в Таврический дворец и предложить Экипаж в качестве силы для наведения порядка.

Мы дадим подлинное описание прихода Гвардейского Экипажа в Думу чуть позднее, а пока предоставим слово "свидетелям обвинения". По большей части мы встретимся с сознательной ложью, хотя иногда можно полагать, что кто-то действительно верил тому, что писал - или из-за излишней доверчивости (это, главным образом, "женские" мемуары), или потому, что верить было выгоднее чем не верить.

А. Вырубова в своих воспоминаниях пишет: "На следующий день полки с музыкой и знаменами ушли в Думу, Гвардейский Экипаж под командою Великого Князя Кирилла Владимировича".<Фрейлина Ея Величества. М., 1991, с. 200.> На самом же деле Кирилл Владимирович был все время в Петрограде. Государыня Императрица писала Государю: "Кирилл, Ксения и Миша не могут выбраться из города".<Переписка..., т. 5. с. 227.>

О самом приходе в Думу "красочно" повествует М. Палеолог: "Великий Князь Кирилл Владимирович объявил себя за Думу. Он сделал больше. Забыв присягу в верности и звание флигель-адъютанта, которое он получил от Императора, он пошел сегодня в четыре часа преклониться пред властью народа. Видели, как он в своей форме капитана 1 ранга (? - А.З.) отвел в Таврический дворец гвардейские экипажи (? - А.З.), коих шефом он состоит, и представил их в распоряжение мятежной власти".<Палеолог М. Ук. соч., с. 353.> Заметьте, о "красном банте" не говорится даже здесь! А что касается того, что КОНТР-АДМИРАЛА Кирилла Владимировича кто-то "видел" в форме капитана 1 ранга во главе многочисленных "гвардейских экипажей", то это лишнее подтверждение нашей оценки воспоминаний Палеолога, как, мягко говоря, не вполне достоверного исторического источника.

О "красном флаге" на крыше дома Великого Князя упоминает Палеолог.<Палеолог М. Ук. соч., с. 386, запись за 9/22 марта.> Чтобы сразу закрыть эту тему, напомним, что тогда "восставшие массы" водружали красные знамена где попало, не спрашивая ни у кого разрешения, так что если предположить, что все флаги были воздвигнуты владельцами домов, то мы вряд ли найдем хоть одного Великого Князя или сановника, "не водрузившего" революционного стяга.


В брошюре "О несуществующих правах...", со ссылкой на того же Воейкова, утверждается, что Великий Князь Кирилл Владимирович пришел в Думу "С ЦАРСКИМИ ВЕНЗЕЛЯМИ НА ПОГОНАХ (выделено мной - А.З.) и красным бантом на плече". "Царские вензеля" здесь упоминаются видимо для "красоты слога", но невежественные составители брошюрки не учли, что за эти вензеля бунтующие солдаты в Петрограде тогда УБИВАЛИ. Великий Князь Кирилл Владимирович действительно был одет по полной форме, но это лишь свидетельствует о том, что Гвардейский Экипаж сохранил дисциплину и верность присяге. В противном случае Великого Князя, открыто идущего по улицам революционного Петрограда с Царскими вензелями на плечах, не спасли бы и 10 красных бантов. Неуемная фантазия приводит "антикирилловцев" к вопиющему противоречию: в самом деле, господа, уж выберите что-нибудь одно — либо "бант", либо "вензеля"!

Барон Н. Н. Врангель в воспоминаниях писал,что Гвардейский Экипаж еще 28 февраля защищал Государыню в Царском Селе, а 1 марта в полном порядке явился в Думу лишь потому, что как писала Александра Феодоровна, моряки поверили воззванию Временного Комитета от 28 февраля ("они думают, что Дума с Тобой и за Тебя"). В Гвардейском Экипаже не было ни одного убитого офицера, он не занимался ни арестами, ни другими революционными деяниями


В брошюрке "О несуществующих правах..." приводится еще одна цитата из книги Ф. Сорокина "Гвардейский Экипаж в февральские дни 1917 г.", которую мы, к сожалению, не смогли найти в оригинале и определить выходные данные. "Он (Великий Князь Кирилл Владимирович - А.З.) и теперь не пошел против революции, а сам повел батальон к Таврическому дворцу, - пишет Сорокин. - И даже больше того, когда на Садовой улице ПОЛИЦЕЙСКИЕ С ЧЕРДАКОВ ИЗ ПУЛЕМЕТОВ НАЧАЛИ ОБСТРЕЛИВАТЬ (выделено мной А.З.) проходивший батальон, то Кирилл Владимирович не только не растерялся и не стал прятаться от пуль, а взяв у первого попавшегося под руку матроса винтовку, с колена стал отстреливаться". Что ж, прятаться от пуль Великий Князь Кирилл Владимирович действительно не привык.

Обращает внимание другое — полицейские, стреляющие из пулеметов с чердака. Сказки об этих пулеметах, якобы размещенных на крышах и чердаках по приказу министра внутренних дел Протопопова, начали распространять еще 26 февраля. Слухи о пулеметах нужны были революционерам для оправдания бунта - раз власть расстреливает мирных граждан, народ имеет право на восстание! Вопросом о пулеметах занималась впоследствии Чрезвычайная Следственная Комиссия Временного Правительства. Родзянко, давая показания, утверждал, что пулеметов было 600. В кадетской газете "Речь" от 11/24 марта 1917 г. заявлялось: "Поставленные А. Д. Протопоповым на крышах ТЫСЯЧИ (выделено мной - А.З.) полицейских пулеметов не спасли прогнивший трон от революционного порыва рабочих и солдатских масс". ЧСК, очень желавшая доказать существование пресловутых пулеметов, обращалась ко всем гражданам с просьбой эти пулеметы найти и дать о них сведения. Было допрошено несколько сот человек, пулеметы проверены по номерам и т.д. В результате всего этого разыскали лишь несколько армейских (а не полицейских) пулеметов, установленных на крышах против немецких аэропланов еще в начале войны, и ЧСК вынуждено констатировала, что "так и не обнаружила действительного местонахождения НИ ОДНОГО ИЗ ЭТИХ ПУЛЕМЕТОВ (выделено мной — А.З.)".<Архив Русской Революции, т. 11, с. 7.> Так от кого же отстреливался Великий Князь Кирилл Владимирович? Во всяком случае, не от полицейских. Вернее предположить, что РЕВОЛЮЦИОНЕРЫ стреляли в идущий в полном порядке Гвардейский Экипаж — одну из немногих воинских частей, сохранивших верность присяге!

Подведем итог: Согласно сведениям сторонников версии "измены" Великого Князя Кирилла Владимировича дело обстояло следующим образом: Великий Князь, переодевшись зачем-то в форму капитана 1-го ранга, уводит Гвардейский Экипаж из Царского Села, чтобы отдать его в распоряжение революционеров. По дороге все они украшают себя красными бантами. Но Великому Князю этого кажется недостаточным, и он на митинге проводит "разъяснение", результатом коего становится обзаведение и красным флагом. На Садовой улице Экипажу приходится еще отстреливаться от несуществующих полицейских. Придя в Таврический дворец, Гвардейский Экипаж больше часа ждет во дворе, пока его примет Родзянко. Наконец, моряков приглашают в Екатерининский зал, где Кирилл Владимирович, стоя на вытяжку перед Думой в полном составе, присягает на верность революции, после чего спешит домой, чтобы успеть и там поднять красный флаг. Такова квинтэссенция "антикирилловских" источников.


Посмотрим же теперь, что было на самом деле. После воззвания думского Комитета от 28 февраля, Великий Князь Павел Александрович из Царского Села связывается с Великим Князем Кириллом Владимировичем, пытающимся что-то предпринять в Петрограде. Отныне они действуют сообща. План, разработанный Великими Князьями, выглядит примерно так: учитывая декларацию Временного правительства о незыблемости Монархии, необходимо убедить Государя пойти хотя бы на временные уступки, чтобы не допустить свержения его с Престола и полной анархии в дни войны с Германией. Для этого нужно составить Высочайший Манифест с гарантией "конституционного строя" и представить его на подпись Императору прямо на вокзале. Для того, чтобы Государь понял необходимость этой меры, следует к его приезду урегулировать положение в столице, чтобы он увидел, что Комитет, сформированный думцами, стоит на страже порядка. Действительно, в воззвании 28 февраля командиры воинских частей приглашались в Думу именно для этого, а никак не для поддержки революции. Естественно, Великие Князья не знали о том, насколько подлым и двуличным было заявление Комитета, хотя, возможно, и подозревали, что не все здесь ладно. Но в тех условиях выбора у них не оставалось - кроме Временного правительства и Совета других властей в Петрограде больше не существовало. Приходилось выбирать из двух зол. Думский Комитет по крайней мере казался меньшим злом.

Гвардейский Экипаж должен был стать ядром сил порядка и поддержать Комитет, как временное правительство, исполняющее функции власти до прибытия Государя и назначения им нового премьера, который сформирует кабинет уже окончательно. Кроме Экипажа планировалось привлечь и другие части, еще не до конца разложившиеся. Великий Князь Кирилл Владимирович, побывав накануне в собрании Преображенского полка с целью лично воздействовать на распропагандированных и просто растерявшихся солдат и офицеров, разослал письмо за своей подписью, адресованное командирам частей:

"Я и вверенный мне Гвардейский Экипаж вполне присоединились к новому правительству. Уверен, что и вы и вверенная вам часть также присоединитесь к нам". Слова этого письма создатели мифа считают призывом к "измене". Генерал Н. Головин, процитировав их, комментирует: "говоря иными словами, Великий Князь Кирилл Владимирович на третий же день солдатского мятежа присоединяется к восставшим и призывает к этому другие войска".<Головин Н. Российская контрреволюция в 1917 - 1918 гг. ч. 1, кн. 1, б/м, 1937, с. 17.> Таким образом, проводится мысль, что письмо было адресовано частям, еще сохранившим верность присяге. Но обращает на себя внимание противоречие: на третий день СОЛДАТСКОГО бунта к нему призываются "другие войска". Неужели генерал Головин не знал, или по крайней мере не сообразил, что 1 марта в Петрограде уже не было ни одной части, не принявшей то или иное участие в беспорядках? Великий Князь Кирилл Владимирович обращался не к благонадежным частям с призывом поддержать революцию, а напротив, к восставшим, склоняя их не поддаваться далее влиянию радикалов из Совета, а поддержать Комитет Государственной Думы.

Великий Князь Кирилл Владимирович был ЕДИНСТВЕННЫМ из всех начальников частей, сохранившим в подчинении вверенное ему подразделение. Поэтому его письмо имело вес, и к Экипажу присоединились те, кто еще не начал срывать с офицеров погоны, отбирать у них оружие и убивать; кто не запятнал себя насилиями и издевательствами над престарелыми министрами и сановниками.

Чтобы сохранять объективность, опишем приход гвардейского Экипажа в Думу словами газеты "Биржевые Ведомости" № 16120 от 5 марта 1917 г., которую никак нельзя заподозрить в симпатиях к Членам Императорского Дома.Можно признать, что некоторые слова репортажа звучат двусмысленно. Например, кого имел ввиду Родзянко под "общим врагом" - для Великого Князя это были анархические элементы, а для Родзянко - скорее всего отряд генерала Иванова и верные части с фронта. Но это уже на совести председателя Думы. Важно другое - репортаж по сути дела является ДОКАЗАТЕЛЬСТВОМ, что никакого красного банта ни на Великом Князе, ни на сопровождавших его лицах не было. В противном случае ни один репортер не отказал бы себе в удовольствии отметить это - ведь такая сенсация попадается раз в сто лет: Великий Князь с красным бантом на плече! Более того, в словах Великого Князя при всем желании нельзя отыскать ничего революционного. А ведь он провел некоторое время в комнате для журналистов, которые несомненно задавали ему вопросы, так что если бы он сказал что-то сенсационное, материала хватило бы на несколько репортажей. Мы еще рассмотрим вопрос о позднейших высказываниях, приписываемых недобросовестными авторами Великому Князю.

еще свидетельства о том. что красного банта не было
 

Свидетельств о том, что Великий Князь пришел в Таврический дворец именно для защиты Монархии и красного банта не носил, предостаточно. Причем все их авторы БЫЛИ 1 марта в здании Думы и видели Кирилла Владимировича. Прежде всего это контр-адмирал Р. Д. Зеленецкий, как раз сопровождавший Великого Князя. Зеленецкий, бывший капитан императорской яхты "Штандарт", известен как человек кристальной честности и образец выполнения долга. Разумеется, никакой революционный инициативы он бы не поддержал. В эмиграции Зеленецкий утверждал, что намерения Великого Князя были самыми благородны ми и с поддержкой "солдатского бунта" ничего общего не имели. По поводу "красных бантов" Зеленецкий заявил, что не только на Великом Князе, но и ни на одном матросе этих бантов не было, о чем ему подлинно известно, т.к. он лично осматривал строй гвардейских моряков в казарме.<За Веру, Царя и Отечество. 1939, 15/28 июля. >

Бывший товарищ председателя Государственной Думы С. Т. Варун-Секрет, стоявший рядом с Родзянко, когда тот беседовал с Великим Князем Кириллом Владимировичем, подтверждает: "Великий Князь вошел в сопровождении двух офицеров; все трое были одеты по форме в черных шинелях, с башлыками, продетыми под погоны, и ни на одном из них не было никаких бантов или каких-либо неформенных отличий".<Там же.> Как видим, товарищ председателя Думы оказался гораздо честнее самого Родзянко.

Полковник Б. Энгельгардт, также член Государственной Думы, во время революции руководивший военным отделом думского Комитета, в рижской газете "Сегодня" отметил: "Во главе Гвардейского Экипажа появился и Великий Князь Кирилл Владимирович. Он зашел ко мне в кабинет, ВОПРЕКИ СУЩЕСТВУЮЩИМ РАССКАЗАМ, У НЕГО НЕ БЫЛО НА ПЛЕЧЕ КРАСНОГО БАНТА (выделено мной — А.З.).<Энгельгардт Б. Первые сумбурные дни революции 1917 г.>


Об отсутствии красного банта и подлинных намерениях Великого Князя Кирилла Владимировича свидетельствовал корреспондент газеты "Тайме" Р. Вильтон.<За Веру, Царя и Отечество. 1939, 15/28 июля.> Его имя теперь хорошо известно в России. За личный героизм, проявленный в бою под Барановичами, Вильтона, несмотря на то, что он не был военным, наградили Георгиевским крестом. Оказавшись после революции в Сибири, Р. Вильтон принял деятельное участие в расследовании обстоятельств убийства Царской Семьи и спас один экземпляр следственного дела. Вернувшись на родину, он один из первых сказал правду о Екатеринбургском злодеянии в своей книге "Последние дни Романовых", за что поплатился карьерой и даже лишился работы. 1 марта 1917 г. Вильтон был в Таврическом дворце и беседовал с Великим Князем Кириллом Владимировичем, так что его свидетельство основано не на личных симпатиях (хотя даже они вряд ли заставили бы солгать этого благороднейшего человека), а на личных наблюдениях.

Из видевших Великого Князя Кирилла 1 марта в Таврическом дворце и подтверждавших, что он был чужд революционных настроений, можно назвать еще и генерал-майора барона А. Ю. Делинсгаузена, стоявшего на углу Невского и Литейного проспектов в момент прохода Гвардейского Экипажа.

Приход Великого Князя Кирилла Владимировича в Таврический дворец справедливо оценивался и теми честными авторами, которые при сем не присутствовали. Генерал-лейтенант А. Мосолов, которого "обвинители" пытаются записать на свой счет, утверждает: "Великий Князь Кирилл Владимирович во главе командуемого им Гвардейского Экипажа отправился в Думу, надеясь этим способствовать установлению порядка в столице и спасти Династию в критический момент. ".<Мосолов А. При дворе последнего российского Императора. М., 1993, с. 63.>

Список лиц, правдиво говоривших о действиях Великого Князя в дни революции, как вы можете заметить, качественно существенно отличается от списка "обвинителей". Если же говорить о непосредственных свидетелях, от отличается он и количественно. А если еще вспомнить "воздержавшихся", т.е. либо просто констатировавших факт прихода в Думу без упоминания о "красном банте"<Напр. Шульгин В. Годы. Дни. 1920 г. М., 1990, с. 476.> либо никак не отразивших это событие в своих воспоминаниях, то сравнение получается явно не в пользу "обвинения". Ведь если "красный бант" имел место, это было бы действительно яркое событие, заслуживающее упоминания в любых мемуарах. И люди, у которых не было никаких оснований оправдывать Великого Князя (а, скорее наоборот), тот же Шульгин или П. Милюков (ни в его "Истории второй русской революции", ни в "Воспоминаниях" о банте ничего не говорится) и другие, безусловно, обратили бы внимание читателей на поступок Великого Князя.

Что касается качества источников, то, в самом деле, кто более заслуживает доверия: М. Родзянко или контр-адмирал Зеленецкий?; А. Керенский или Р. Вильтон?; М. Палеолог или генерал А. Мосолов? Выбирать, естественно, каждый волен сам. Но факт полного умолчания в "антикирилловской" литературе о сведениях, противоречащих концепции "измены", не может не наводить на размышления даже противников Государя Кирилла Владимировича.


Итак, мы выяснили, что Великий Князь из Царского Села Экипаж не уводил, красного банта не носил, от полицейских не отстреливался, во дворе никого не ждал, Государственной Думе не присягал, и красных флагов на крышах не водружал. Т.е. вся внешняя сторона его деятельности, сочиненная фальсификаторами, на проверку оказалась диаметрально противоположной. Вернемся теперь к сути этой деятельности

После посещения Думы, Великий Князь Кирилл Владимирович вернулся в свой дворец на улице Глинки. Там он напряженно обдумывал ситуацию. О намерениях Комитета он еще не знал, но наверняка чувствовал, что думцы преследуют свои цели, отличные от тех, которые декларировали в воззвании 28 февраля. В это время адвокат Н. Иванов привез из Царского Села Манифест, составленный Великим Князем Павлом Александровичем. Великий Князь Кирилл Владимирович поставил свою подпись, после чего Иванов пошел искать Великого Князя Михаила Александровича. Последний не рискнул оставаться в Зимнем дворце и перебрался в дом князя Путятина на Миллионной. Прочитав Манифест, Великий Князь выразил желание посоветоваться сперва с супругой, находившейся в Гатчине, но потом решил все же подписать его. Таким образом, подписи были собраны, но первоначальный план передать Государю текст на вокзале уже не мог быть реализован, ввиду того, что Императора лишили возможности прибыть столицу. Иванов, услышав о намерениях Родзянко отправиться в Дно для переговоров с Царем, пробовал послать Манифест с ним. Но председатель Комитета вовсе не собирался никуда ехать и заявил, что Манифест "опоздал". Иванов передал документ Милюкову, и тот лишь издевательски сказал: "Это интересный исторический документ - и положил бумажку в портфель".<Милюков П. Воспоминания. М., 1991, с. 460.> В то время, за спиной народа, думские деятели уже "предрешили", что Император должен отречься в пользу Наследника. Собственно говоря, планы свержения Николая II вынашивались ими очень давно, но теперь они посчитали, что время наконец наступило.

Государь Император, как уже говорилось, приехал в Псков к генералу Рузскому, участнику заговора. Вечером 1 марта Рузский настаивал на создании "ответственного" министерства. Государь не соглашался с его доводами, указывая, что только он сам, как Монарх, может нести ответственность перед Богом и Россией. Однако, в 0 часов 20 минут 2 марта Император телеграфировал генералу Иванову в Царское Село: "Надеюсь, прибыли благополучно. Прошу до моего приезда и доклада мне никаких мер не предпринимать. Николай".<Красный Архив, т. 2(21), с. 53.> В 5 ч. 25 мин. Николай II согласился, наконец, на формирование М. Родзянко "ответственного министерства".<Там же, с. 62.> Таким образом, мы видим, что Государь пришел к выводу о необходимости уступок и именно таких, к которым хотели призвать его Великие Князья Кирилл Владимирович и Павел Александрович. Император распорядился "объявить представленный Манифест, пометив его Псковом".<Там же, с. 62.> Генерал Рузский сообщил о позиции Государя генералу Алексееву, и тот приступил к осуществлению последнего этапа заговора. Всем командующим фронтами Алексеев разослал телеграмму, в которой рекомендовал им настаивать на отречении "ради спасения Династии и Армии". Из присланных ответов больше всего обращает на себя внимание телеграмма Великого Князя Николая Николаевича: "Генерал-лейтенант Алексеев сообщает мне создавшуюся небывалую роковую обстановку и просит меня поддержать его мнение, что победоносный конец войны, столь необходимый для блага и будущности России и спасения Династии, вызывает принятие сверхмеры. Я, как верноподданный, считаю по долгу присяги и по духу присяги, необходимым коленопреклоненно молить Ваше Императорское Величество спасти Россию и Вашего Наследника, зная чувство святой любви Вашей к России и к Нему. Осенив Себя крестным знамением, передайте Ему Ваше наследие. Другого выхода нет. Как никогда в жизни, с особо горячей молитвой молю Бога подкрепить и направить Вас. Ген.-адъютант Николай".<Данилов Ю. Великий Князь Николай Николаевич. Париж. 1930, с. 306.> Заговорщики хорошо знали, что делали. Апеллируя к самым святым чувствам Государя, они добивались его отречения вовсе не ради "спасения России и Династии". Отречение нужно было для того, чтобы освободить Армию от присяги. Среди солдат на фронте о "подготовительной работе" генералов-предателей ничего известно не было, и Манифест 2 марта стал для них громом среди ясного неба. Именно отречение Императора явилось главной причиной быстрого разложения Армии - присяга Временному правительству заменить собой присягу Помазаннику Божию никоим образом не могла. Но 2 марта генералы не сознавали, какое преступление они совершают не только перед Царем, но и перед всем народом, перед Россией, ради "спасения" которой они, якобы, старались. Первый проект Манифеста об отречении в пользу Наследника отправлен не был, т.к. из Петрограда сообщили о приезде думской делегации. Когда в Псков заявились посланцы Думы Гучков и Шульгин, Манифест об отречении получил окончательное оформление. Император отрекался за себя и за Наследника в пользу брата — Великого Князя Михаила Александровича. Между прочим, там были и такие слова: "Заповедуем Брату Нашему править делами государственными в полном и ненарушимом единении с представителями народа в законодательных учреждениях, ПРИНЕСЯ В ТОМ НЕНАРУШИМУЮ ПРИСЯГУ" (выделено мной - А.З.). Т.е. Царь заповедовал своему брату фактически трансформировать основы Российской Монархии, дать присягу в "единении с представителями народа" и стать конституционным Монархом. Упаси нас Бог судить об этих словах Царского Манифеста. Среди "измены, трусости и обмана" Царь-Мученик думал лишь об одном — не допустить поражения России в войне и национального позора. Возможно,

Государь надеялся, что временное отступление от самодержавного принципа впоследствии будет признано нецелесообразным, но сейчас он же лал обеспечить мирное восшествие на престол своего брата. И тем не менее мы хотим подчеркнуть: "Манифест Великих Князей" выглядит даже более консервативно, чем Манифест об отречении Николая II, ведь там ничего не говорилось о "присяге" Императора и "ответственное министерство" виделось скорее как временная мера, вызванная сложившейся на тот момент ситуацией, но не имеющая юридических последствий для положения Монарха, который и при "конституционном строе" вполне мог сохранить полноту власти (как, например, Германский Император, или Японский по Конституции Мэйдзи). Уступки же стали неизбежны - Великие Князья, Император выводы их были едины. Это лишний раз доказывает искренность Великих Князей Кирилла Владимировича и Павла Александровича.

Николай II был уверен, что брат исполнит его волю и примет Престол. Но революция вступила в следующий виток развития. Теперь, добившись отречения, ее вожди захотели ниспровергнуть и сам Монархический Строй, как таковой. В дальнейших событиях, как в капле воды отразились истинные намерения революционеров. Увлеченные борьбой за власть, они были готовы пойти на любую низость даже по отношению к своим товарищам. Желание захватить инициативу заставляло забыть и принципы, и партийную солидарность, и элементарную порядочность. Только этим можно объяснить, что октябрист Гучков и кадет Милюков выступали за восшествие Михаила Александровича на трон, а октябрист Родзянко настаивал на обратном и кадеты Набоков и барон Нольде сочиняли текст отказа Михаила от власти. Использовать противоречия в среде революционеров было вполне реально, но для этого требовались государственный ум и энергия, отсутствовавшие у Великого Князя Михаила Александровича.

В Петрограде 2 марта еще не было ничего известно об отречении Государя, но слухи уже начали просачиваться из Таврического дворца. До Великих Князей Кирилла Владимировича и Павла Александровича дошли сведения о проектах добиться отречения в пользу Наследника. Павел Александрович немедленно пишет Кириллу Владимировичу: "Дорогой Кирилл. Ты знаешь, что я через Н. И. (Иванова - А.З.) все время в контакте с Государст<венной> Думой. Вчера вечером мне ужасно не понравилось новое течение, желающее назначить Мишу регентом. Это недопустимо, и возможно, что это только интриги Брасовой. Может быть, это только сплетни, но мы должны быть начеку и ВСЯЧЕСКИ, ВСЕМИ СПОСОБАМИ, СОХРАНИТЬ НИКИ НА ПРЕСТОЛЕ (выделено мной - А.З.). Если Ники подпишет манифест, нами утвержденный, о конституции, то ведь этим исчерпываются все требования народа и Временного правительства. Переговори с Родзянко и покажи ему это письмо. Крепко тебя и Ducky обнимаю. Твой дядя Павел".<Там же, с. 38.> Великий Князь Кирилл Владимирович тут же ответил: "Дорогой дядя Павел. Относительно вопроса, который тебя беспокоит, до меня дошли одни слухи. Я совершенно с тобой согласен, но Миша, несмотря на мои настойчивые просьбы работать единовременно с нашим Семейством, он прячется и только сообщается секретно с Родзянкой. Я был все эти тяжелые дни СОВЕРШЕННО ОДИН, ЧТОБЫ НЕСТИ ВСЮ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ПЕРЕД НИКИ И РОДИНОЙ, СПАСАЯ ПОЛОЖЕНИЕ, ПРИЗНАВАЯ НОВОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО (выделено мной А.З.). Обнимаю. Кирилл".<ГАРФ, ф. 601, оп. 1, сд. хр. 2098.> Оба эти письма проливают свет на подлинный смысл действий двух Великих Князей. Стремясь "всеми способами сохранить Ники на Престоле", они рассчитывали на то, что им удастся сделать это путем частичных уступок - признания временного правительства и обнародования "конституционного" манифеста.

А. Закатов о в.к. Кирилле Владимировиче
 

Недобросовестные "обвинители", всеми силами и средствами пытающиеся оклеветать Государя Кирилла Владимировича, и здесь прибегают к своему излюбленному методу - подтасовке. Ответ Великого Князя Кирилла они цитируют отдельно, не приводя текста письма Павла Александровича. Почему? Все очень просто - как явствует из комментариев этих авторов, "вопрос", который "беспокоил" Великого Князя Павла - это факт прихода Кирилла Владимировича в Думу с красным бантом. Между тем, из письма Павла Александровича очевидно, что его беспокойство не имело ничего общего с вздорными слухами, а касалось лишь информации о возможном отречении Государя в пользу наследника при регентстве Великого Князя Михаила. И Великий Князь Кирилл Владимирович, выражая полное согласие с дядей, сообщает ему о своих действиях и позиции Великого Князя Михаила Александровича. Таким образом, как видим, еще одна шулерская проделка творцов "антикирилловского" мифа становится разоблаченной.

План Великих Князей Кирилла и Павла и способы его реализации Вы можете считать сколь угодно наивными, непродуманными, безнадежными, ошибочными и т.д., но отрицать, что они стремились предотвратить низложение Императора и крушение Монархии ни один честный человек не станет. В то время, как будущий главный враг Императора Кирилла - Великий Князь Николай Николаевич — требовал отречения Николая II, Кирилл Владимирович в бушующем Петрограде рисковал своей жизнью и жизнью своей семьи, чтобы этого отречения не допустить.

В то время, как Великие Князья Кирилл и Павел, вместе со всем народом пребывали в неведении относительно закулисных маневров заговорщиков, в Думе все уже было решено. Еще в ночь на 2 марта думский Комитет достиг тайного соглашения с Советом о том, что форму правления определит Учредительное собрание. Когда Гучков и Шульгин привезли долгожданный манифест об отречении Николая II, думцы начали продумывать следующий ход. М. Родзянко, наконец, окончательно показал свое подлинное лицо. Этот "верноподданный" уже видел себя в роли первого президента Российской республики и хотел заручиться поддержкой левых из Совета рабочих и солдатских депутатов, т.к. чувствовал, что собратья по Думе воспринимают его притязания без особого энтузиазма. Ради этой поддержки Родзянко пошел на сговор с представителем Совета А. Керенским и обещал поддержать требование об отречении теперь и Михаила Александровича. Поэтому председатель Комитета не допустил немедленной публикации манифеста Николая II Милюков пишет: "Родзянко принял меры, чтобы отречение Императора и отказ Михаила были обнародованы в печати одновременно. С этой целью он задержал напечатание первого акта. Он, очевидно, УЖЕ ПРЕДУСМАТРИВАЛ ИСХОД, А МОЖЕТ БЫТЬ, И СГОВАРИВАЛСЯ ПО ЭТОМУ ПОВОДУ (выделено мной А.З.).<Милюков П. Воспоминания. М., 1991, с. 470.> Генералам Алексееву и Рузскому, своим орудиям в подлой игре, Родзянко сообщил, что отречение в пользу Великого Князя Михаила Александровича не способно удовлетворить "восставшие массы". Только теперь, наверное, генералы начали понимать, какую роль в истории России отвел им Родзянко. Алексеев в панике связывается с командующими фронтами, чтобы созвать их на совещание в Могилев и потребовать проведения манифеста в жизнь. Из всех командующих Алексеева поддержал только генерал Эверт. Великий Князь Николай Николаевич, уже назначенный вновь Верховным главнокомандующим, объявил о своем согласии с мнением Родзянко относительно воцарения Михаила Александровича. Рузский утверждал, что нужно во всем довериться Временному правительству. Алексеев попытался вновь связаться с Родзянко, но на сей раз безуспешно - в это время 3 марта председатель Комитета находился на Миллионной, 12, в доме князя Путятина, где остановился Великий Князь Михаил Александрович. Ни Алексеева, ни Рузского об этом извещать никто не стал - "мавр сделал свое дело".

Что же происходило на Миллионной? Рано утром 3 марта Великому Князю Михаилу позвонил А. Керенский и попросил принять членов думского Комитета и Временного правительства (последнее, по назначению Государя Императора, возглавил князь Г. Львов). Михаил Александрович, знавший от Родзянко о намерениях провозгласить его регентом при малолетнем Императоре Алексее Николаевиче, полагал, что делегаты прибудут к нему именно с этим предложением. Известие об отречении в его пользу было для Великого Князя полной неожиданностью. На этот эффект и рассчитывали Керенский и Родзянко. Большинство прибывших добивалось отказа Михаила. Их доводы излагал М. Родзянко. Он пугал Михаила "огромным кровопролитием" в случае его восшествия на Престол, гражданской войной и т.д. Затем тоже самое говорил Керенский. Представлявший меньшинство П. Милюков, напротив, убеждал Великого Князя принять власть. "Я доказывал, - пишет он, - что для укрепления нового порядка нужна сильная власть и что она может быть такой только тогда, когда опирается на символ власти, привычный для масс. Таким символом служит монархия. Одно Временное правительство, без опоры на этот символ, просто не доживет до открытия Учредительного собрания".<Там же, с. 468.> Приехавшие позже Гучков и Шульгин поддерживали мнение Милюкова, но их речи потонули в общем хоре, требовавшем отказа. Все выступали по несколько раз, чуть не перекрикивая друг друга. Керенский убеждал Великого Князя "принести себя в жертву" массам и одновременно доказывал, что не сможет поручиться за его жизнь в случае восшествия на престол. Михаил Александрович, видимо, не заметил противоречия в этих словах, и не понял, что приняв власть он действительно принес бы, быть может, себя в жертву во имя спасения России и Монархии, но отказавшись, он просто подписывал смертный приговор себе, своим 17 родственникам, а в перспективе - десяткам миллионов простых людей. Побеседовав с глазу на глаз с Родзянко, тот, кого Николай II уже назвал Михаилом Вторым, объявил собравшимся: - При настоящих условиях я не считаю возможным принять Престол.

После безуспешной попытки Некрасова сочинить текст отречения для Михаила, на Миллионную решили пригласить "правоведов" - кадетов В. Набокова и барона Б. Нольде. Они и стали авторами манифеста 3 марта. Документ, подписанный Великим Князем Михаилом Александровичем, гласил:.<Биржевые Ведомости. № 16120, 1917, 5 марта.> Этот манифест, под заголовком "Отречение Великого Князя Михаила Александровича" был опубликован одновременно с манифестом Николая II от 2 марта. Обратим внимание на ключевые моменты: Михаил Александрович отказывается от престола не окончательно, а лишь до решения Учредительного собрания, представляя на период до его созыва "всю полноту власти" Временному правительству. Вдумаемся теперь, какие последствия имела данная формулировка. На первый взгляд, России юридически остается монархией по крайней мере до Учредительного собрания, но Монархией без Монарха. Собрание должно решить вопрос о форме правления и принять новые Основные Законы. Все эти положения манифеста, выработанные "правоведами", являлись вопиющим беззаконием, образовывали разрыв в тысячелетнем преемстве российского права и лишали временное правительство каких-либо законных оснований и шансов удержаться не только у "всей полноты", но даже и у призрачной власти. Милюков был, несомненно, прав, сравнивая правительство без Царя с "утлой ладьей". Но ослепленные успехом революционеры не могли понять, что и себе и России они в этот день готовили гибель.

Когда Михаил Александрович поставил подпись под манифестом, Керенский восторженно провозгласил: Верьте, Ваше Императорское Высочество, что мы донесем драгоценный сосуд Вашей власти до Учредительного собрания, не расплескав из него ни капли! Милюкова и Гучкова, грозивших отставкой в случае отречения Михаила, без особого труда уговорили остаться - пока они еще нужны. Пройдет чуть больше месяца, и революция безжалостно вышвырнет на свалку истории своих творцов: вслед за Родзянко и Милюкова, и Гучкова.

Когда Государь Император узнал об отказе брата, он записал в дневнике 3 марта: "Оказывается, Миша отрекся. Его манифест кончается четыреххвосткой для выборов через 6 месяцев в Учредительное собрание. Бог знает, кто надоумил его подписать такую гадость!"<Дневники…, с. 625.>

Мы повествуем так подробно об отречении Великого Князя Михаила Александровича не случайно? все же представим на минуту, что было бы, если бы Великий Князь Михаил не отложил принятие власти до Учредительного Собрания, а принял ее или передал "законному преемнику", как пишет князь Трубецкой. В первом случае, скорее всего император Михаил II на первом этапе стал бы прикрытием для правления олигархии. Но, учитывая полную неспособность думских лидеров управлять государством, вполне вероятно, что апрельский или июльский кризисы, или корниловский мятеж, или какие-то их аналоги, привели к свержению Временного правительства и установлению диктатуры, для которой Михаил II мог быть по крайней мере знаменем. Во втором случае перспектив на угашение революции было еще больше. Законным Преемником Михаила Александровича, согласно Закона о престолонаследии, являлся Великий Князь Кирилл Владимирович, уже зарекомендовавший себя как активный противник революции. Можно с уверенностью утверждать, что он бы от власти не отрекся и его не испугали бы угрозы Родзянко и Керенского. Более того, зная о дальнейшей судьбе Кирилла Владимировича, можно предположить, что после усмирения революции он не отказался бы рассмотреть вопрос о правомерности отречения Императора и устранения из порядка престолонаследия Цесаревича Алексея Николаевича.

Ведь и в эмиграции он долго не принимал Императорского титула, в надежде, что остался в живых кто-нибудь из мужских потомков Александра III, и еще в 1922 году в Обращении о принятии Блюстительства Престола, выражал надежду, что Император жив и "вернется к престолу Своему".

Но Манифест Михаила Александровича, не имевший, собственно говоря, никакого юридического значения, нравственно не позволил Великому Князю Кириллу Владимировичу реализовать свои права


Великий Князь Кирилл Владимирович имел ВСЕ ЗАКОННЫЕ ПРАВА объявить о недействительности Манифеста 3 марта. Основные Законы Российской Империи не позволяли никаким Учредительным собраниям решать вопрос об образе правления, а Престол Российской Империи, согласно тех же законов, не мог оставаться праздным. Почему же Великий Князь Кирилл не сделал этого? — спросите вы. Ответ лежит отнюдь не в области юриспруденции. Нельзя скрывать, что манифест 3 марта дезориентировал всех монархистов ("правоведы" поработали не даром). Михаил Александрович — Законный Наследник — не отрекся окончательно. Выступить сейчас против него, значит дать повод врагам Монархии кричать повсюду, что Члены Династии грызутся из-за трона, не думая о благе Родины. Логика подсказывала (увы, неправильно), что лучше переждать: возможно, все образуется, революция остановится, Учредительное Собрание в спокойной обстановке обсудит вопрос и решит его в пользу Монархии. Сейчас же, во время внешней войны и внутренних беспорядков нельзя подрывать авторитет Великого Князя Михаила

Великий Князь Кирилл Владимирович, узнав о аресте Императорской семьи, не счел далее возможным для себя продолжать военную службу. 8 марта он подал в отставку. На следующий день "Биржевые Ведомости" напечатали заметку "Кирилл Владимирович сложил командование Гвардейским экипажем": "Великий Князь Кирилл Владимирович посетил вчера морского министра Александра Ивановича Гучкова, и после продолжительной беседы с ним заявил, что сдает командование Гвардейским экипажем. Министр нашел мотивы, изложенные ему Великим Князем, вполне основательными. После посещения

А. И. Гучкова Великий Князь поехал в казармы Гвардейского Экипажа, где простился с солдатами, окружившими его тесным кольцом и проводившими его очень тепло. Солдаты качали своего бывшего командира. Великий Князь заявил нашему сотруднику, что отказ его от командования дорогим для него Гвардейским Экипажем вызван тем, что он считает для самого Экипажа несколько неудобным при нынешних условиях пребывание во главе его Члена бывшей Императорской Фамилии. - Я расстался со своими моряками, - сказал Великий Князь, - очень дружески и мне было бы очень неприятно, если бы на моих бравых моряков другие солдаты косились за то, что их командир - Великий Князь. Я слишком люблю свой Гвардейский Экипаж, чтобы сознательно причинять ему какую-либо неприятность".<Биржевые Ведомости. № 16126, 1917, 9 марта.> Естественно, революционная газета указывала лишь одну причину отставки Великого Князя Кирилла, не говоря об остальных доводах, которые он изложил Гучкову. Нежелание повредить Гвардейскому Экипажу, конечно, тоже имело место, ведь после действия Великого Князя в дни революции распропагандированная солдатня не могла не смотреть на него косо. Но главным поводом для отставки был арест Николая II. Также поступил и Великий Князь Павел Александрович. 9 марта он подал Гучкову прошение об отставке от должности генерал-инспектора гвардии. Когда не знавший об этом Алексеев из Ставки сообщил Великому Князю Павлу о его "отрешении от должности", тот презрительно ответил предателю: "Я подал в отставку за четыре дня до вашей телеграммы. Великий Князь Павел Александрович".<Страна гибнет сегодня, с. 197.>

Великие Князья Кирилл и Павел сочли служить Временному правительству, арестовавшему отрекшегося Государя, несовместимым с честью.

М.М.Громыко. Мир русской деревни
 

Продолжаю публиковать выдержки из книги М.Громыко «Мир русской деревни», теперь уже из Заключения к книге:

Поздравляю! (и вопрос уважаемой Вике)
 

Поздравляю всех форумчан, всех посетителей этой темы, с годовщиной Форума! И большое спасибо как организаторам, так и всем участникам и читателям, что Форум живет и расширяется, и становится все более разносторонним, многотемным, интересным!
Мы, сторонники Государя, надеемся, что и наша тема будет и впредь привлекать внимание участников и читателей!
http://s39.radikal.ru/i084/0810/45/8d7c4e63bdb8.gif

Но у меня вопрос к уважаемой Вике: я не понял, можно ли в этот день (свободный от политики) продолжать, например, в этой теме помещать обычные сообщения по теме (например, связанные с вопросом екатеринбургских останков)? Или это уже как бы "политика"?
С уважением
Тутчев

Уважаемый tutchev!

Спасибо за поздравления в адрес форума. :)

Оставлять комментарии сегодня можно во всех темах и разделах форума. Единственное условие - они должны быть аполитичными.

Памятник Николаю I в Санкт-Петербурге подвергся профилактической промывке
 

Уважаемые участники дискуссии!

Поскольку новость важная и интересная, а отдельной темы о Николае I на форуме нет, размещаю это сообщение здесь.

Памятник Николаю I на Исаакиевской площади в Санкт-Петербурге сегодня подвергся профилактической промывке.

С помощью таких технологических водных процедур специалисты определят фронт реставрационных работ. В том, что бронзовый император нуждается в лечении, видно даже не специалистам, сообщает телеканал 100 ТВ.

Совсем недавно творение Монферрана отметило солидный юбилей - 150 лет. За полтора столетия монумент исследовали только 1 раз - в конце 80-х годов прошлого века.

Памятник Николаю I сооружён в 1856—1859 годах, открыт на Исаакиевской площади 25 июля 1859 года вскоре после смерти императора. Проект памятника принадлежит Огюсту Монферрану. Конная скульптура создана Петром Карловичем Клодтом. Пьедестал выполнен архитекторами Н. Ефимовым и А. Пуаро, скульпторами Р. Залеманом и Н. Рамазановым.

Пьедестал украшен аллегорическими женскими фигурами Мудрости, Силы, Веры и Правосудия, в которых можно увидеть черты лиц жены и дочерей Николая I. Горельефы на пьедестале изображают важнейшие события времени царствования Николая I: восстание декабристов (1825), усмирение холерного бунта на Сенной площади (1831), награждение Сперанского по поводу составления первого свода законов (1832) и открытие Веребьинского моста на железной дороге Санкт-Петербург — Москва (1851). Общая высота памятника — более 16 метров, около него установлены фонари, считающиеся одними из самых красивых в городе.

Считается, что памятник Николаю I держится на двух точках опоры за счёт точного математического расчёта его центра тяжести и насыпанной в круп лошади металлической дроби. При исследовании в 1980х годах дроби внутри скульптуры не было обнаружено. Коню помогают удержаться на пьедестале металлические прутья, вставленные в его ноги.

Санкт-Петербург.ру

Интерфакс сообщает сегодня:
http://www.interfax-religion.ru/?act=news&div=31653

М.М.Громыко. Мир русской деревни.
 

Заключение к книге «Мир русской деревни» (окончание):
Само собой разумеется, что эти слова М.Громыко следует отнести и (прежде всего) к трагической истории сталинской коллективизации (которая сломала становой хребет русскому народу), и к волюнтаризму в сельском хозяйстве Никиты Хрущева, и к самотечному, безответственному отношению к деревне и сельскому хозяйству в 1990-х годах (во времена Ельцина), и до сих пор.
Понятно при этом, что М.Громыко, когда говорит о критике недавнего прошлого (времен Ельцина), имеет в виду, что разрушение традиционной культуры и мира дореволюционной русской деревни произошло как раз в сталинские страшные годы коллективизации.

Больные люди. Что с них взять? Нам конечно только клубов и не хватает. В первую очередь.

"Так как вы говорите: "мы заключили союз со смертью и с преисподнею сделали договор: когда всепоражающий бич будет проходить, он не дойдет до нас, - потому что ложь сделали мы убежищем для себя, и обманом прикроем себя". (Ис. 28:15)

А им отвечают:

"И поставлю суд мерилом и правду весами; и градом истребится убежище лжи, и воды потопят место укрывательства. И союз ваш со смертью рушится, и договор ваш с преисподнею не устоит. Когда пойдет всепоражающий бич, вы будете попраны." (Ис. 28:17)

Глас вопиющего в пустыне. Зюганыш - мелкая *****. Лает громко, а толку ноль. Причем лает громче всех. Это закон природы такой: чем мельче ***** - тем громче лает. А своими американскими денюжками он ни с кем не поделится.

Игрушечная я бы сказал.

Всегда пожалуйста. Но летчик погиб не потому, что "у немцев были пулеметы а у него маузер", а потому что их было семеро а он - один. Даже если бы у него стояло семь пулеметов исход был бы тот же. Он предпочел погибнуть, нежели свернуть перед неприятелем, решив что таким образом он бросит тень на весь Русский народ, частью которого он является. Это не глупость, не беззрассудство, не лихачество. Нет. Это беззаветное мужество и преданность Долгу, Родине и Отечеству. Мы можем только восхищаться тому, какие богатыри жили тогда, в той далекой и потерянной Царской России. Кроме того, а должны ли мы оплакивать его смерть? Ведь у Бога нет смерти. Человек умер героем, исполнив хриситанскую заповедь «несть лучшей доли, чем положить жизнь свою за други своя». Таким образом «смертию смерть поправ». О такой смерти можно только мечтать. Это дано далеко не каждому, это надо заслужить. Я знаю, что вам, красным материалистам, этого не понять, но я в принципе на понимание и не рассчитываю.